– Понятно, – коротко отозвалась Оливия. Ее голос прозвучал так, словно она хотела добавить что-то еще, но передумала.

Джулия знала: Оливия хотела сказать гораздо больше.

– Оливия… – начала она тихо, как будто надеялась смягчить ее настроение.

– Я не хочу ничего говорить! – резко перебила дочь. – Мы обсуждали это сотни раз! Тысячи!

Джулия сжала телефон крепче, чувствуя, как раздражение в голосе Оливии разрывает ее изнутри.

– Ты же знаешь, что ему будет трудно это вынести, – снова попыталась оправдаться она, но ее голос звучал слабее.

– Когда ты уже перестанешь его беречь! Ему трудно лишь от твоей опеки! – голос Оливии звучал твердо, почти грубо. – А про отца тебе все равно придется рассказать.

Джулия выдохнула, словно пытаясь выпустить все напряжение вместе с воздухом. Она знала, что Оливии ее никогда не понять. И это осознание, раз за разом, приводило их разговоры в тупик.

Весенний день был невероятно теплым и ясным. Все вокруг утопало в розовых лепестках цветущей сакуры, которые покрывали траву, словно нежный ковер. Солнце приятно пригревало, и трехлетний Патрик бегал по лужайке в одной футболке и джинсах, возясь с цветами и пытаясь поймать жучков.

Виктор появился на аллее, возвращаясь с работы в своем коричневом костюме. Джулия с гордостью приобняла его, надеясь, что кто-то в парке заметит их и позавидует ее счастливой семье. Виктор выглядел собранным, почти безупречным, но, к ее разочарованию, он даже не взглянул на сына, увлеченного игрой в траве.

Они сели на лавку. Джулия обвила его руку и прижалась к плечу, но в ее теле чувствовалось напряжение, которое она не могла скрыть. Виктор заметил это сразу – он всегда безошибочно ощущал ее настроение.

– Как прошел день? – спросила она, стараясь казаться спокойной.

– Нормально, – коротко ответил он, а затем, выдержав паузу, добавил: – А у вас как дела?

– Тоже… – Джулия нервно сглотнула, чувствуя, как горло перехватывает. – Мы сегодня были у врача…

– Ах да, я забыл, – произнес он слишком небрежно, чтобы это звучало правдоподобно.

Джулия знала, что Виктор не забыл. Он никогда ничего не забывал. Скорее, он не хотел слышать то, что она собиралась сказать. Но молчать было нельзя.

– Ну, врач еще не уверен в точности диагноза… – она словно тянула время, пытаясь подобрать правильные слова.

– Так что же он сказал? – спросил Виктор. Его голос стал чуть напряженнее.

– Скорее всего, у него интеллектуальная недостаточность, – выдохнула Джулия быстро, словно вырывая слова силой. Внутри все сжалось, словно она ждала удара.

– То есть наш сын… слабоумный? – Виктор говорил спокойно, даже холодно, словно надеялся, что своим тоном сможет изменить реальность.

– Если говорить грубо, то да… – ее голос задрожал. Она ненавидела это слово. Оно казалось ей неправильным, чужим. Как можно было назвать таким ее сына? Он был таким же, как все дети. Просто особенным. Немного более спокойным, немного больше в своем мире. Разве это плохо?

Она опустила глаза и вдруг заметила свой ботинок. Каблук был странно выгнут, словно туфля перевернулась.

«Как я могла этого не заметить?» – подумала она, глядя на туфлю с недоумением.

– Ты меня ненавидишь? – вырвалось у нее прежде, чем она успела взять себя в руки.

– Нет. Почему ты так решила? – Виктор нахмурился, раздраженно убирая ее руку со своего плеча.

«Сколько времени я так хожу?» – ее мысли вернулись к ботинку. Она машинально попробовала поправить его носком другой ноги, но безуспешно.

– Ты наверняка считаешь, что это моя вина.

– Прошу, только не решай за меня! – резко бросил он, повышая голос, но тут же осекся, словно возвращая себе контроль.