Деревня Климовка – оттого что старосту невольных людей зовут Климентом, первая половина XIX века. Здесь потом будет город Климовск. Крепостные эти не крестьяне, они занимаются извозом. Таксисты XIX века. Железная дорога рядом, и в XX веке тут развивается бизнес – товарищество делает детали для ткацких станков. То есть машиностроительный завод тут появляется еще до революции. Потом собирается СССР – трансформер из железных механизмов и человеческого мяса, машиностроительный завод пригождается и милитаризируется. Еще открывается фабрика деревянных игрушек. Приходит огромная война – единственная в советской и постсоветской истории, которую можно называть войной сразу, на заводе производят мины и патроны. Появляется конструкторское бюро, институт. Изобретение, разработка, производство. Герб – открытая книга, под ней шестеренка. Потом, уже после прекращения СССР, перерисовывают – открытая книга, под ней два ткацких челнока – дань памяти о давнем времени.

В девяностые заводы, конструкторское бюро, институт, завод немного втянулись в конверсию. На окраине города где-то, ближе к деревне Коледино, за гаражами, начинают производить орехи в шоколаде «Джаз». В десятых в Коледино же строят огромный склад «Вайлдберриз». И все же сейчас Климовск опять – «жемчужина оружейно-промышленного комплекса Подмосковья». Мой дедушка 50 лет прослужил инженером-конструктором в Конструкторском бюро автоматических линий (КБАЛ им. Кошкина), там же в восьмидесятые мои родители несколько лет работали программистами. Теми самыми, которые в белых халатах держали в руках перфокарты. Картонки, истыканные ровными рядами чисел и дырок, валялись по квартире. Я рисовала на них. Родители Холодова работали инженерами-конструкторами в Центральном научно-исследовательском институте точного машиностроения (ЦНИИточмаш) много десятилетий. Холодов работал там тоже, в белом халате, с перфокартами, несколько месяцев после окончания института. Сейчас ЦНИИточмаш – часть Ростеха.

Улица Холодова в Климовске стала привычным, от лени, спешки или недостатка сил, сокращенным топонимом. Она обронила «Дмитрия» в быту. Осталась такой только на картах, и в документах, и на надомных табличках. Зачем, рассказывая про то, где брала молоко или мясо (это почти всегда брала, не брал, женщины чаще всего ищут продукты в магазинах), проговаривать «на улице Дмитрия Холодова». Жители захотели, жители сокращают. Название одомашнилось, адаптировалось, растеряло свой изначальный смысл, свою трагедию. Людям надо жить дальше, покупать молоко, каждый день пересекать Холодова по дороге в школу, в магазин, на электричку, на автобус, на завод, в поликлинику. Холодова – звучит как женская фамилия. Словно улица сделалась женой человека, давшего ей название. Дмитрий Холодов никогда не был женат.

Холодова тянется от Симферопольского шоссе, асфальтит мимо рядов кирпичных хрущевок, мимо повернутой к ней боком школы, похожей на гигантский каменный сервант. Дальше мимо жирно-желтого комплекса сталинок, мимо ПО-2 с детским садиком за ним, мимо снова хрущевок, мимо каменных трехэтажек с деревянными лестницами в подъездах, мимо красных высоток двухтысячных, и упирается в забор. Справа – в конце улицы – теперь магазин, в котором продают патроны.

Я еду в автобусе 426 с мягкими синими креслами, идущем полупустым в Москву, без пробок и остановок (вечером всем надо, наоборот, из нее). Слышу, как человек в футболке и с бобриком говорит в телефон, что он съездил за патронами в Климовск, потому что тут они при заводе гораздо дешевле. Это было лет шесть назад. Так я узнала, что в городе моего взросления есть такой магазин. С патронами и оружием, как в Америке. Я нашла его на карте, сто метров налево от окончания улицы Холодова. Она начинается школой и заканчивается оружейным магазином.