Мама напрасно волновалась… Несмотря на то что я нарушила все ее инструкции, Дэрил ничего не заподозрил, списав мое нестабильное эмоциональное состояние на стресс от гибели Эйнара и моего непосредственного в ней участия.

Неправильно заставлять его думать, что я убиваюсь по другому мужчине, когда всё, о чем я способна думать, – это он, Дэрил. Боже, каких титанических мучений мне стоит это душераздирающее притворство…

Каждое слово, каждый взгляд застревает в кровоточащем сердце. Я понимаю, что не имею права, но эгоистично требую от него признаний, которые хотела забрать с собой, чтобы потом вспоминать в мельчайших подробностях и оплакивать то, чему никогда не суждено сбыться. Я заглушаю муки совести тем, что из нас двоих Дэрил переживет разрыв быстрее и легче и мое место ненадолго останется свободным.

Но когда Дэрил говорит, что правильный выбор дается легко, я чуть было не срываюсь. Что он может понимать? Перед ним никогда не стояло такого выбора. Он никогда по‑настоящему не хотел уйти. «Улей» давно стал его домом, ненавистным, смертельно опасным, но другого Дэрил не знал.

«Если тебе больно, значит, ты ошиблась».

«Нет, – хочется заорать в ответ. – Я не ошиблась».

Но у меня не хватает смелости, чтобы признаться. Признание сожгло бы все пути к вожделенной свободе, а я уже ощутила ее одурманивающий вкус.

Внезапное вторжение генерала заставляет меня изрядно понервничать. Дэрил заметно напрягается, принимая его требования в штыки. Неудивительно, потому что Одинцов преподносит их как ультиматум в угрожающей форме. Получается грубо, жестко и унизительно. Дэрил на грани, готов броситься на него с голыми руками. Я отчетливо понимаю скрытую причину действий генерала. Воздушный бой поставит под угрозу не только базы «Полигона», но и мамин план по выводу меня из игры. Я малодушно молчу, когда под давлением генерала Дэрил дает добро на развооружение вертолетов.

Снова оставшись одни, мы продолжаем спорить, игнорируя сгустившееся между нами напряжение. В его словах звучит усталость, злость и непривычная обреченность, ранящая меня до глубины души. Боль рвется наружу, и я отчаянно кричу на него, вываливая правду, которую сейчас он не сможет осознать и понять:

– Больше всего на свете я хочу убраться с этого проклятого острова. Куда угодно, Дэрил. Прошу, не мешай!

А еще я хочу обнять тебя, вцепиться обеими руками и не отпускать до последней секунды. Но этого я ему не скажу. Нельзя сразу получить всё. Чем‑то всегда приходится жертвовать. Я оставлю с ним половину своего сердца, но оставшаяся часть продолжит биться… уже без него.

– Успокойся. Твоей матери никто не угрожает. Мы улетаем. – Словно считав мои мысли, Дэрил подходит вплотную и крепко сжимает плечи.

– Клянись, что ничего не вытворишь!

– Не вытворю, – обещает он. На застывшем лице нервно гуляют желваки. – Потерпишь мое присутствие еще несколько часов?

– Давай не будем тратить их впустую. – Судорожно втянув воздух, я порывисто тянусь к его губам и целую с одержимой жадностью.

Он отвечает с не меньшим голодом, скользит ладонями на мою талию и властно сжимает, поднимая над полом. Обхватив ногами стальной торс, я запускаю пальцы в темные волосы и бесстыдно трусь о его тело. Горячие мужские ладони сдавливают мои ягодицы, грубо впечатывая в твердый пах. Я всасываю его язык и с нетерпеливым стоном кусаю. Дэрил хрипло рычит, бросая меня спиной на кровать, и набрасывается, как оголодавший хищник. Хотя с чего бы? За последние несколько суток мы занимались сексом чаще, чем ели, спали и разговаривали.