- Вот видишь, как мне повезло, Ваня. Моя Полина приходит раньше всех и уже знает, где случилась «ОПА» на букву «Ж». Ты можешь таким похвастаться?

- Нет, моя студентка приходит без двадцати десять и неотрывно смотрит в мобильник, - отшучивается, как оказалось, все же Иван Александрович. – Я в реанимацию сгоняю, если задержусь, подкинешь моих выписных?

- Подкину, - соглашается Алмазов и направляется к шкафу с одеждой. - Ты чеснок вчера ела? – скидывая с себя рубашку, как бы невзначай интересуется пакетолюбитель. Спина у него, в общем-то, как и руки… подкачанная. Не перекачан и не хлюпик. Этакая золотая середина. И это не генетический подарок, это – результат работы над собой. Знаю, плавали и видели, Дима с папой – яркий тому пример. – Полина Сергеевна, я к тебе вообще-то обращаюсь. Ела или нет?

- Ела. Только причем тут чеснок, вы вообще меня слышите? Я говорю у нас проблема, ну точнее не у нас, а у нашего больного.

- Слышу. А трусы? Трусы мои надела? - поворачивается ко мне лицом, и, как в ни в чем не бывало, скидывает с себя джинсы.

- Конечно же… не надела.

Машинально оборачиваюсь назад, смотря остался ли кто-нибудь в ординаторской. Нет – никого. А этот стоит в одних трусах и носках, выставив обе руки с одеждой в стороны, и переводит взгляд с одного медицинского костюма на другой. Наверное, нормальная девушка сделала бы две вещи, мельком осмотрела его, чего уж греха таить, красивое тело, и быстро ретировалась из ординаторской. Ну или отвернулась для приличия. Я же стою как вкопанная, рассматривая его, как будто вижу впервые. Хотя если призадуматься, кроме задницы я ничего толком и не рассмотрела в первый раз. Ну ладно бы я акцентировала внимание на его торсе, так нет же, перевела взгляд на трусы. Это просто охренеть и не встать. «Не перечь самцу», именно такая надпись набита красным цветом на белых боксерах, а посредине в важном стратегическом месте – желтым цветом нарисована корона.

- Тебе какой больше нравится костюм голубой или белый? Оба чистые, кстати.

- Голубой, - не раздумывая отвечаю я, не в силах отвести взгляд от трусов.

- Голубой вагон бежит, качается. Скорый поезд набирает ход. Трам-пам-пам. Ладно, что у нас там за проблема? – совершенно не стесняясь моего присутствия, Алмазов после напевания песенки разворачивается к шкафу, являя мне свою обтянутую в трусы задницу, и вешает обратно белый костюм.

Что я там говорила про перед? «Не перечь самцу»? На ягодицах надпись ничуть не уступает по креативности первой: «Царь» на одном полупопии, на втором «Просто царь».

- Полина, прием, хватит пускать на мое тело свои стерильные слюни. Рассмотришь, потрогаешь, приласкаешь, приголубишь, поцелуешь, помассажируешь, но чуть позже. Что там за проблема? – натягивая брюки, вполне серьезно интересуется Алмазов.

- Там у больного в восьмой палате отек мошонки, - как можно спокойнее произношу я.

- Прямо-таки отек? Ты рассмотрела или на слово ему поверила? – накидывает халат на рубашку и подходит прямиком ко мне.

- Конечно, рассмотрела.

- Тебе мошонок в моргах мало? Все-то ей члены подавай с утра пораньше, хулиганка.

- Знаете что?!

- Знаю. Не трудись, Полина Сергеевна, я плохой, ты мне никогда не дашь и все в этом духе. На вот, понюхай меня и успокойся, - подается ко мне настолько близко, что я не только ощущаю его запах, но и из-за разницы в росте, мой нос почти утыкается в его шею.

- А я ведь могу сейчас укусить вашу шею.

- Кусай, - внезапно прошептал в уголок моих губ. – Кстати, ты знаешь, что во время поцелуя мы передаем друг другу порядка пятидесяти миллионов бактерий. Знаешь? – секунда и Алмазов заправляет прядь моих волос за ухо.