Тот посмотрел на меня с выражением оскорбленного экспертного достоинства.

– Интересно, интересно, – продолжал бормотать я, а потом резко вышел в соседнюю комнату.

– Николай Александрович, а когда вы уезжали, на столе все по-прежнему оставалось? Ну, в смысле, порядок вы не наводили? – спросил я у заместителя директора.

– Зачем мне наводить? – недоуменно буркнул он.

– Ну, убрать там за собой со стола, рюмки помыть…

– У нас для этого секретарша есть, – совсем угрюмо сообщил Голубицын. – Она и помыла бы в понедельник с утра, она ведь за полчаса до открытия приходит.

– А Георгий Анатольевич не стал бы убирать и мыть посуду?

– Да вряд ли, – хмыкнул Голубицын. – Зачем ему? Да он уже уставший был, откровенно говоря. Зевал даже.

– Угу, – кивнул я. – А о чем шел вообще разговор между вами?

– Вот я тут все пишу, – мрачно ткнул рукой в поданный мной листок Голубицын. – Потом почитаете.

В этот момент дверь резко распахнулась, и в приемную буквально ворвалась женщина лет сорока, высокая, худая, с резкими чертами лица, с выдающимся хищным носом и глубоко посаженными черными глазами. Мне показалось даже в тот момент, что в комнату влетела какая-то птица.

– Здравствуйте, что у вас здесь происходит? – громко, резким голосом обратилась она к нам.

– Из полиции пришли, – все так же, без красок в голосе, сообщил Голубицын. – Георгий пропал.

– Как пропал? Куда пропал? Как такое может быть? – захлопала черными, густо накрашенными ресницами Арцыхевич.

– Вы успокойтесь, Серафима Яковлевна, – выступил я, поняв, что явилась бухгалтерша. – Присаживайтесь, постарайтесь вспомнить все, что было вчера. В каком настроении был Георгий Анатольевич…

– В нормальном, – отрубила Арцыхевич. – Мы выпили, посидели… Я уехала первой. А что у вас здесь произошло? – обратилась она к Голубицыну.

– Ничего, – пожал плечами Голубицын. – Я после тебя через час уехал.

– Вы успокойтесь, Серафима Яковлевна, – невозмутимо повторил я. – Вы садитесь, возьмите листок бумаги и займитесь тем, что сейчас делает Николай Александрович, то есть вспомните и подробно опишите все события вчерашнего вечера. Ваш разговор, ваши действия, настроение и тому подобное. А я потом сравню ваши показания…

– Вы как будто подозреваете уже нас! – нервно передергивая плечами, отреагировала Арцыхевич и порывисто взяла листок бумаги.

– Работа такая, – проскрипел из соседней комнаты Черновицкий.

– А там еще кто? – подскочила на стуле Серафима Яковлевна.

Черновицкий высунул свое сухое, обветренное остроносое лицо. Он язвительным, сверлящим взглядом посмотрел на Арцыхевич, по своему обыкновению сделал шумный выдох, свидетельствовавший о его скептическом и ироничном отношении к этой женщине, и опять исчез в кабинете.

– Подождите, ведь к нему кто-то приезжал! – воскликнула Арцыхевич, уже собравшаяся писать, но вдруг отложившая ручку. – Ему же позвонил кто-то и попросил о встрече! Помните, Николай Александрович?.. Ах, вы совсем ничего не помните! – с досадой махнула она рукой на Голубицына.

– Отчего же? Прекрасно помню, – невозмутимо отреагировал заместитель генерального директора. – Только что от этого толку? Мы же не знаем, кто это был.

– Подождите, подождите, – остановил я перепалку коллег. – Давайте по порядку. Скоробогатов что, ждал кого-то?

– Нет, – вылезла Арцыхевич. – Он очень удивился, когда услышал голос в трубке. Послушал немного, потом пожал плечами и говорит – ну хорошо, приезжай. А через некоторое время мы засобирались домой, а Жора остался – видимо, дожидаться этого человека.

– Понятно, это я уже слышал, – остановил я ее и посмотрел на Голубицына. – Так было дело?