Прибыв на место, эксперт тут же выразил недовольство тем, что до сих пор не прибыл никто из вызванного мной руководства «Диониса», и вознамерился в качестве штрафа потребовать ящик водки. Я усмехнулся – сам Михаил Степанович был слаб здоровьем и практически не пил.

– Ну, где он, этот твой Голубицын? – нервно прохаживаясь туда-сюда перед входом в «Дионис», злился Черновицкий.

В это время в ворота въехал желтый «Опель», и я заметил на водительском месте большую голову с толстой борцовской шеей. На щеке виднелось довольно заметное родимое пятно. Выражение лица водителя казалось абсолютно непробиваемым, как будто это ехал робот. Черновицкий, приглядевшись, состроил свою обычную скептическую ухмылку, шумно выдохнул и произнес:

– А вот, похоже, и он… Ну и рожа!

Я невольно улыбнулся. Иной реакции от Черновицкого ожидать было трудно. «Робот» тем временем вылез из машины и грузно промаршировал к нам. Вблизи он оказался человеком с виду за пятьдесят, лысоватым и крепко сбитым.

– Голубицын, Николай Александрович, – мрачно, без единого намека на дружелюбие, пробурчал он.

– Синицын, Андрей Владимирович, – любезно ответил я, а Черновицкий пробурчал что-то невразумительное, исподлобья буравя Голубицына своими маленькими карими въедливыми глазками.

После этого Николай Александрович проследовал внутрь здания, приглашая нас последовать его примеру.

Когда я прошел внутрь, впечатление первоначальной унылости от офиса «Диониса» исчезло. Здесь по законам евродизайна помещение являло собой совершенно другое зрелище: белые, под мраморную крошку, обои, такая же белая оргтехника и четко выделявшиеся на всем этом белоснежном великолепии черные кресла на колесиках.

Голубицын открыл своим ключом кабинет и вошел внутрь. Мрачное выражение лица у него не исчезло, когда он осмотрел стоявший посреди комнаты стол, на котором стояли рюмки и бутылка водки. Я, отметив попутно, что производители «Диониса» предпочитали пить «Гжелку», а не свою рабоче-крестьянскую бурду, тут же предупредил Голубицына:

– Не трогайте здесь ничего.

Голубицын без единого признака эмоций на лице кивнул мне в знак того, что понял.

– Пройдемте в другую комнату, а здесь пока поработает наш эксперт, – предложил я.

Черновицкий раскрыл чемодан и начал свою обычную работу. Мы же с Голубицыным прошли в соседнюю комнату и расположились на мягком диване.

– Когда вы последний раз видели Скоробогатова? – спросил я.

– Вчера, где-то около часу ночи, там, – кивнул Голубицын в сторону комнаты, где проводил предварительную экспертизу Черновицкий.

– То есть вы были вместе.

– Вместе. Только не я один. С нами была еще Арцыхевич Серафима Яковлевна.

– Это кто?

– Наш главный бухгалтер, она скоро должна быть здесь, – пояснил Голубицын.

– А что вы там делали? – спросил я.

– Отмечали удачно проведенную сделку, – невозмутимо ответил замдиректора.

– То есть выпивали, – уточнил я.

– Ну да, – в первый раз на лице Голубицына появилось что-то похожее на человеческие эмоции – он чуть заметно хмыкнул, и глаза его потеплели.

– Когда вы разошлись?

– Да мы все поврозь разошлись, – пожал он плечами.

– Кто ушел первым?

– Арцыхевич. Ей муж позвонил по мобильному, и она сказала, что уходит. Ну, и ушла. Это было, – Голубицын немного подумал, – около двенадцати часов.

– А вы остались здесь вместе со Скоробогатовым еще на час?

– Да, я уехал домой в час ноль пять.

– Вы так хорошо это помните?

– Да, у нас часы громко бьют. Я как раз в час и засобирался – подумал, что уже пора. Ну, там пять минут на сборы, вот и получается, что в час ноль пять.