Сила брала плату кровью. Наверное, можно было иначе, научись Эва как следует владеть ею, но учиться кроме как у Ауднадо не у кого. А он тоже возьмет плату кровью и не выпустит из заточения никогда, согласись она на уступки. Просто тюрьма станет просторнее, а поводок длиннее.

– Должен быть какой-то выход, – тихонько проговорила Эва. – Его не может не быть. Трон принадлежит мне по праву крови, Сердце Холода выбрало меня, а те, кто занял сейчас дворец, мятежники и узурпаторы.

“Когда последний из них отправится на эшафот, в провинциях восстановится порядок, а народные бунты будут подавлены, сможешь сколько угодно вести мирные переговоры, дорогая”, – вкрадчиво произнес голос ойу в голове.

Эва невольно обхватила себя за плечи, вспоминая обстоятельства, при которых он говорил это наяву. Вновь ощутив себя растерянной и беззащитной, обнаженной перед ним, как тогда.

Асхель Ауднадо зашел, когда она принимала ванну, уставшая после долгой дороги. Зашел по-хозяйски, нимало не смущаясь. Отослал служанку, сказав, что сам поухаживает за принцессой.

И ей пришлось стиснуть зубы и терпеть, пока он поливал ее водой из кувшина, смывая мыльную пену, и подавал полотенце. И его смех, когда, пылая от стыда, призналась, что он опоздал, она принадлежит другому.

– Неужели ты всерьез веришь, будто девичья невинность имеет столь высокую цену, маленькая развратница? – спросил с насмешливым безразличием, словно речь шла о сущем пустяке. – Мне совершенно неважно, что ты вытворяла раньше, теперь это в прошлом. Ты принадлежишь мне. Ну и Империи, конечно. Что касается прочего... Пожалуй, так даже проще, твоя сила уже раскрылась, осталось только взять ее под контроль.

– Значит вам все равно?

– А ты бы предпочла, чтобы я ревновал?

Она бы предпочла, чтобы он исчез из ее жизни. Но понимала, что это невозможно, к тому же не могла не отдать ему должное. Ауднадо умудрялся удерживать хоть какое-то подобие порядка, как знать, что бы творилось во Фростпорте без него. И он действительно намерен вернуть власть королевской династии Морадии, вот только за самой Эвой не признавал права что-то решать.

Встряхнув головой, она усилием воли прогнала воспоминания.

– Признает. Рано или поздно ему придется, иначе долго не продержится, – сказала упрямо, как будто он мог услышать сейчас. – Я ему нужна, и он знает, что я это знаю. А он мне нет, только думает, что нужен.

Себе она даже предположить этого не позволяла. В Империи найдутся другие сильные маги, способные стать ее наставниками, и уж тем более он ей не интересен в качестве мужа. Одна мысль об этом вызывала содрогание.

Да, она согласилась когда-то, но теперь, после всего, что было...

Воспоминания о коротких мгновениях ее невозможной, неправильной любви резали без ножа, заставляя сердце кровоточить. Она никому больше не позволит к себе прикоснуться. Пусть вместе им не быть, но свою любовь она не предаст.

“Любовь? Да что ты знаешь о любви, девочка? Тобой просто попользовались в грязном бараке, не снимая дорожных сапог. И не нужно смотреть на меня волком, со временем сама поймешь, когда обретешь способность мыслить трезво. Все это прихоти и блажь”.

– Ненавижу, – шепнула в ответ воображаемому Ауднадо, и показалось, что он рассмеялся. Эва даже оглянулась: не вошел ли неслышно.

Конечно, комната была пуста, лишь собственное отражение смотрело из настенного зеркала затравленно и жалко.

Эва упрямо поджала губы и выпрямила спину. Довольно, жалеть себя она больше не будет, запугать не позволит. Она видела достаточно страшного и готова вынести любые испытания, не потеряв достоинства. Не опозорив своего отца.