– Береника, – начал было он, перебравшись к ней в сани.

Все равно пока никуда не ехали – впереди две телеги сцепились оглоблями, перегородив путь, их растаскивали. Мигом собрался затор с двух сторон – и конные, и пешие. Те, которые не занимались делом, собрались стайкой, разминая ноги и беседуя. Кто-то угощал папиросами – потянуло дымком.

– После, – отмахнулась она, поглядывая в ту сторону. – Ты бы лучше разговорить их попробовал. А я послушаю. Не бойся, буду вести себя смирно... Нет, постой. Не нужно ничего слушать. Просто не тревожь меня пока.

Села, вытянулась в струнку, глаза прикрыла и замерла, едва заметно покачиваясь. Будто впала в транс или к чему-то прислушивалась, так напряженно, что в реальности потерялась.

Йожеф огляделся. Как не вовремя! Вон, бабы с соседнего воза посматривают с любопытством. Он поймал взгляд одной, слез с телеги и подошел ближе. Поздоровался как положено, спросил, откуда едут. То и дело оглядываясь на свою спутницу.

– Больная она, юродивая, – объяснил наконец, и бабы ожидаемо заохали. – Сейчас очнется, наверное плакать будет, вечно у ней так. Нет ли у вас чего-нибудь на подарок? Может, лента какая или пряник. Дурочке все в радость, лишь бы яркое, а я бы купил.

– Ох, милый, какие у нас пряники, не до гостинцев... А вот бусики не возьмешь? Замусоленные, старые они и малой играл, зато красные. Дурачок красненькое любит! Да не надо нам, они ж копеечные! – сунула было Йожефу нитку тусклых стеклянных бус, но вдруг рука ее дрогнула. Бусы упали на снег цепочкой кровавых капель. – Гляди, никак машина из дворца полетела! Да что ж это делается?

Вокруг засуетились, загомонили встревоженно. Всхрапнула недовольно лошадь – кто-то в спешке сдавал назад. Захныкал ребенок, пойманный и получивший затрещину за непоседливость.

Вдалеке из-за облаков выползла уродливая раздутая рыбина с гондолой на брюхе. Пока еще слабо различимая, но и отсюда ясно, что огромная. Медленно, почти незаметно, но неотвратимо приближаясь.

Королевский дирижабль, Йожефу доводилось видеть его однажды. Но это не прогулочная карета, чтобы просто так кататься, слишком дорого стоил каждый вылет жрущего магию механического чудища. Значит, слухи не врут. Императора вынудили покинуть дворец.

...Он был там, в небе. Далеко, но не настолько чтобы не услышать. Кровная связь особая, мало что есть на свете сильнее. И сейчас нужно всего лишь протянуть тонкую ниточку, тихонько позвать, чтобы никто другой не заметил.

Он откликнется, если невредим.

Последняя мысль заставила Эву стараться с удвоенной силой. Отец, милый, родной, только отзовись. Дай знать, что с тобой ничего не сделали. Почувствуй, что твоя дочь жива.

Все исчезло – свет, превращавший белизну чистого снега в невыносимое для глаз сияние, голоса и шум вокруг, запахи лошадиного пота, дегтя и дыма. Будто ее окутало туманным коконом, чтобы ничего не мешало.

И он конечно услышал. Родным до боли в сердце ощущением коснулся сознания, заглянул осторожно, боясь выдать себя. Эва затаила дыхание, стремясь удержать хоть этот слабый след, ощутив его тревогу и тоску. Но даже это невесомое прикосновение немедленно исчезло, упорхнуло потревоженной птицей.

«Папочка, я здесь, я живая, – посылала мысль, усердно обрекая чувства в слова. – Я приду, обещаю...»

Повторяла снова и снова, но тщетно – все улетало в пустоту. Он больше не слушал.

Лишь на долю секунды отозвался едва уловимо, кончиком тонкой кисти прочертив на изнанке век: «Беги».

Ее будто током ударило. Ну конечно, он ведь покинул дворец не по своей воле. Неужто отпустили бы без присмотра? Пусть он потерял трон, но когда-то был сильнейшим в мире магом, и эта сила, мудрость и знания все еще при нем.