Что-то было в ее голосе, отчего душе зябко стало. Вспомнился тот, кого она убила. Ведь не коснулась даже, просто заглянула в глаза – и заморозила насмерть. И кандалы не спасли.

– Это что же выходит, оковы, на которые ты так ругалась, на тебя не действуют? – осторожно спросил он, пока никто не слышит.

– Зачем спрашиваешь, сам же видел, как мне было в них плохо. То не моя сила была, Сердца. Понимаешь теперь, почему я так важна? – глядя сквозь него, ответила она тихонько. В безветренной морозной тиши был отчетливо слышен даже шепот. – Я и сама раньше не понимала.

Разговор явно печалил ее, и Йожеф замолчал. Но позже, когда заехали во двор, где старуха хозяйка согласилась взять их на постой, все-таки не выдержал.

– А со мной такое сумеешь сделать?

– Не смей об этом говорить, даже в шутку! – вскинулась она.

Боится, что как в прошлый раз получится. Или за него опасается? Об этом и мечтать нельзя, она ведь его ненавидит. Не будь такой добренькой – лежать ему там, в канаве, обледеневшему, вороны глаза бы выклевали...

– Больше не вынуждай, ясно? И кандалы свои выброси, они мне мешают.

Командует. А сама такой беспомощной и жалкой кажется, стоя у крыльца вросшей по окна в снег лачуги. Переминаясь с ноги на ногу, разгоняя кровь после долгих часов тряски в санях. Одетая в старье и унылую серую рясу.

– Шла бы в дом, чего лишний раз мерзнуть, – проворчал он беззлобно.

– Ты меня вообще когда-нибудь слушаешь? Говорю же, я морозов не боюсь, могу и вовсе в сугробе спать. А от холода, который здесь, внутри, ничего не поможет.

Коснулась груди ладонью, подняла ресницы, и он едва не отшатнулся, такая черная пустота и одиночество в глазах ее были. На секунду и сам заразился чувством, будто ничего хорошего в жизни не ждет, и никому он в целом мире не нужен.

Последнее, впрочем, было правдой, но его не тяготило. В отличие от нее.

– Что ж тебя, согреть некому? – вырвалось невольно. – Тебя же все любили.

– Прямо-таки все? – усмехнулась принцесса невесело. – А ты? Может быть, ты меня согреешь?

Сердце подпрыгнуло к горлу и провалилось куда-то. Она это серьезно?

Во взгляде ни намека на шутку, все та же тоска. И этим взглядом она как веревкой притянула. Не соображая, что творит, Йожеф сделал шаг, потом второй, третий – и оказался близко-близко, так, что перемешался пар от их дыхания.

А она не отпрянула.

– Ты единственный, кому я все еще нужна.

11. Глава 10. Я буду тебя защищать

***

– И что, у них что-то было?! – нетерпеливо переспросила Клара.

Дед, который надолго замолчал, с ностальгическим выражением разглядывая фотографии в старом альбоме, встрепенулся. Сообразил, что наболтал лишнего, состроил строгую физиономию.

– Вот бесстыдница, поглядите на нее! В наше время молодежь была другая, это у вас, нынешних, одни глупости на уме, – проворчал он недовольно.

– Что сразу глупости! Ведь принцесса не просто так все ради него бросила, значит, очень сильно влюбилась. Сам же говорил, что среди имперской знати царил разврат.

– А тебе подавай подробности, так что ли? Ну-ка, иди делом займись, завтра полон дом гостей понаедет, а ты слоняешься, спишь на ходу как муха осенняя. Чего глазами хлопаешь? Марш!

– Я к бабуле хотела съездить, – робко проговорила Клара.

Она давно собиралась, но ни дед, ни мама и слушать не желали. Более того, запрещали, грозились, что в палату ее все равно не пустят, и просили не тревожить больную из-за своих капризов. Бабуля велела, чтобы к ней никто не приходил, дочери и мужу едва позволила после долгих уговоров.

– Ну, раз хотела, поезжай, – неожиданно легко согласился дед. – Или постой-ка, вместе поехали, а то ты ж не сообразишь, где там чего в их санатории.