И надо же было такому случиться, что в минуту слабости принцессу угораздило обратиться именно к нему. Единственному, от кого ей не стоило ждать сочувствия.

В ту ночь он прислуживал при внутреннем храме, где новая королева Севера проходила инициацию. Говорили, она будет танцевать на раскаленных углях, пока те не замерзнут, а после возляжет со своим женихом на алтаре у ног изваяния Эйнсигун, божества плодородия.

«Тьфу ты, вот ведь пакость, – думал Йожеф, слушая глухие удары монотонной музыки, доносящейся из святилища. – Даже в храмы ходят, чтоб творить разврат. Не богу они молятся, а бесам!»

Музыка играла долго, и он скучал в своей каморке возле черного хода, жалея, что тратит время попусту, пока они там совокупляются.

Зачем он тут вообще сидит? Никто не войдет, наружняя дверь на засове и заговорена, только выйти через нее можно. В комнате, за которой Йожеф сейчас присматривал, обычно священник к службе готовился, а он давно переоделся и ушел. Те, внутри храма, тем более без надзора управятся, если выпить им надо будет принести или еще чего, то позовут кого-нибудь почище...

Внезапно дверь храма распахнулась, звякнули бусины, мониста и подвески, взметнулся в проеме край тончайшей кроваво-красной юбки. Белоснежная рука накрыла его, осаживая, и принцесса шагнула наружу, одновременно оборачиваясь назад. Выставляя точеное плечико с переброшенной через него косой, такой же красной, как и ее прозрачные одежды.

– Я так не могу, – проговорила она. Голос звенел от нервов.

Йожеф Тот забился в угол крохотного закутка, стараясь скрыться в тени. Он не должен был видеть ее сейчас, в этом ритуальном облачении. Но не смотреть не получалось.

«Да она же голая почти!» – опешил он, разглядывая стройные бедра сквозь прозрачную ткань.

Облачение состояло из затейливо переплетенных серебряных нитей, пластинок, монеток и завитушек, прикрывающих грудь, такого же пояса и этого подобия юбки, призванного скорее дразнить, чем что-то прятать. Еще был шарфик или покрывало, но его, скомканное, она отбросила в угол.

– Что за детские выходки, право слово! – послышался второй голос, и из-за двери выкатился недовольный Ауднадо.

Йожеф вжался в стену каморки, стремясь в нее врасти. Аж дышать перестал.

Заметит. Этот точно его обнаружит, здесь ведь не укрытие, смех один. Сейчас повернет голову, приглядится внимательнее и небрежным жестом выставит вон.

За будущим императором он давно охотился и знал, что Ауднадо чуткий, не хуже чем лесной олень. На выстрел не подпустит. Йожефу и голос-то его редко удавалось услышать. Едва рядом оказывался посторонний, даже простой слуга, великий маг замолкал, как бы тихо тот ни крался. Спиной чуял, видимо.

Но не в этот раз. Сейчас он точно так же, как и невольный наблюдатель, не сводил глаз с принцессы.

– Простите, ойу...

– Асхель, – поправил он, подходя ближе.

Она развернулась, явив взору самую аппетитную попку, какую только можно вообразить. Йожеф сглотнул слюну.

– Асхель, – кивнула она, тихонько звякнув подвесками. – Я не могу так, посреди храма... при них.

– Ты про этих древних мумий? Сладость моя, они не понимают, где они, кто они и что вокруг происходит. Сидят, смотрят в никуда и не моргают. Вы давно их проверяли, живы ли вообще?

– Не говорите так о преподобных старцах, это грех! Неужели обязательно... вы ведь сами утверждали, что ритуалы – всего лишь представление на потеху суеверных дураков. Я чувствую себя жертвенным животным... Ох, не делайте так, прошу!

Нужно быть совсем не от мира сего, чтобы просить мужчину, перед которым только что крутила почти голыми прелестями, выпустить тебя из объятий. Йожеф бы ни за что на месте Ауднадо не выпустил.