Рука в руку, в замок, за голову. Хочу коснуться его, прижаться, но он не позволяет, всё так же держится отстранённо, соприкосновение тел лишь в одном месте, единственно значимым для него. В глаза смотрит, прямо, твёрдо, методично работая бёдрами, слёз уже не осталось, зубы стиснула, крики давлю, распирает изнутри, на части раздирает.

– Таблетку не выпила, – выдавливаю из себя хриплые звуки.

Злость в его взгляде полоснула острым лезвием по сердцу. Замер во мне, грудь ходуном ходит.

– Понял.

Один толчок, второй, третий. С паузами, с шипением сквозь сжатые зубы:

– Ты уедешь. Уедешь. Уедешь.

Вдалбливает в меня своё мнение самым древним способом. Самым действенным. Одну-единственную мысль оставляет в разжиженных сумасшедшими эмоциями мозгах. Кажется, даже в момент моего оргазма что-то говорит, хорошо, что я не слышу, уши заложило от внутреннего оглушительного стона. Так сладко, так остро, так волнительно и так чудовищно тошнотворно. Как можно дарить наслаждение и пачкать сажей душу? Как можно выносить на руках на вершину блаженства и с пинка отправлять в самую глубокую чёрную яму? В невесомость и в зияющую пустоту.

Но я не жалела. Его внутренний дисбаланс рвал сердце, но эти эмоции были искренними. Настоящими. Без лжи, без притворства, без прикрас, неидеальные, как он сам. Как я. Это не Лимбо, что ждало меня в браке под вымышленной фамилией, не безликое «ничто».

И стервец своровал мои трусики, унеся их вместе со своими спортивными штанами. Но в долгу я не осталась, упаковав в дорогу его футболку.