– Арин, расскажи дальше, – осторожно проговорила Мария, почти шёпотом, будто опасаясь вспугнуть что-то хрупкое.

Арина не ответила сразу. Но по тому, как повернулась, по тихому шороху одеяла стало ясно, что она ждала этого. Хранила в себе остаток истории, как тайный узел на душе, который давно просился развязаться.

– Хорошо, – тихо сказала она, чуть помолчав, и в её голосе прозвучала странная смесь готовности и страха. – В общем, дали мне тогда пять лет. И отправили в Красноярский край, в женскую колонию. Признаюсь честно, я была в панике. До одурения боялась! Я себе тюрьму представляла, как ад на земле: мрак, пытки, вонь, насилие. Но всё оказалось не так страшно. Нет, легко не было, но и чудовищ тоже не оказалось.

Мы жили не в камерах, а в большом помещении, вроде казармы. Просторная, светлая комната с двухъярусными железными кроватями. В два длинных ряда. У каждой женщины своя тумбочка. В углу, противоположном от двери, стояли четыре отдельные кровати. Там размещалась «элита» отряда: старшая и её приближённые. Простые панцирные сетки, но с покрывалами. Эта часть комнаты всегда была прибрана и на удивление уютная. Старшая следила за порядком, без её ведома ничего не решалось. На сорок человек был свой душ, столовая, даже баня раз в месяц. У каждого – своё место, свой уклад. Мы жили по строгим, но понятным правилам. И, знаешь, я тогда ещё не понимала, как мне повезло попасть именно туда?! Потому что в других отрядах был мрак. Там выживает тот, кто первым ударит. Ни у кого нет ничего своего. Спрятал сигарету, если нашли, то избили. Затаил обиду – мстили ночью.

Один случай до сих пор не отпускает. В один отряд привезли девушку молодую, красивую, точёную, как артистка. Посадили за убийство мужа. Но когда мы узнали, за что она его прикончила, то ни у кого камня на сердце не осталось. Пока она была в магазине, её муж задушил подушкой двухлетнего сына. Мальчик проснулся и заплакал, помешал папашке смотреть футбол. Она пришла, увидела ребёнка мёртвым, схватила топор у печки и изрубила мужа. Не помнила, сколько раз ударила. Пока силы были, била. Вот такая история.

А в том отряде не женщины, а животные. И одна из таких «мужиков в юбке» выбрала её жертвой. Та сопротивлялась как могла, но бесполезно. Сначала избили. Потом, когда вышла из санчасти, изнасиловали всем отрядом. Она не справилась, не смогла пережить такое и на собственном чулке в туалете повесилась. Я помню, как мы плакали, как жалели, что она не попала к нам. Потому что у нас старшая была с образованием, с душой. Третья ходка, а человеком осталась. Благодаря ей мы не озверели.

Особое внимание у нас уделяли чистоте. Генеральная уборка по субботам, каждый день влажная. За ежедневную можно было заработать две пачки сигарет. Курить я начала тогда уже по-чёрному. Передач никто не слал. Вот и мыла за сигареты, чай, хоть за какую-то радость. Научилась всему там: и стирать, и варить, и чистоту держать. От матери, признаться, этому не научилась. Только там, в казарме, среди чужих баб, стала хозяйкой.

Трудно было, особенно вначале. После свободы, после шика и в клетку! Всё по команде, всё по распорядку. Я так боялась, что первое время только молчала, ни с кем не спорила, выполняла всё, что скажут. Была тихой, незаметной, будто тень. Только через несколько месяцев пришло осознание, что не убьют, не растерзают, и я чуть выдохнула.

Тоска по воле была страшная! Работа спасала и библиотека. Соседки учили рукодельничать, кто-то играл в шахматы, а я читала. Работала в швейном цеху. Быстро научилась шить, а какая скорость и качество были! Сама не предполагала, что к этому талант есть?! Начали платить понемногу. Сначала смеялась, что бабы за такие копейки, а радуются. Потом сама ждала эти крохи.