— Не уроню, не бойся, — бросаю в ответ на её реакцию.
— Отпусти, — еле слышно шепчет мне в ответ.
— Лифт работает? — спрашиваю у ее подруги, которая, несколько успокоившись, производит впечатление более адекватной.
— Ага, счаз, размечтался!— фыркает та, наконец отыскав в сумке ключ от домофона.
— Собралась прыгать на одной ноге пять этажей? Очень умно! А рухнешь — сына будет воспитывать твоя крикливая подружка? — насмешливо спрашиваю странную девчонку.
Она молчит, глаза снова затапливает паника, я кожей ощущаю её страх и животный ужас, совершенно ненормальную дрожь.
— Не дави на неё: ты ничего не понимаешь! — одёргивает меня брюнетка, с беспокойством глядя на мою ношу.
— А чё тут понимать? Пришибленная она какая-то! Странно, что у тебя ребёнок есть, интересно, как его отец договорился с тобой о сексе! — говорю и тут же прикусываю язык, понимая, что сказанное прозвучало слишком грубо.
— Просто заткнись, иначе я вырву тебе язык! — сверкает злым взглядом «грозная» защитница.
Я действительно молчу — угрозы фурии тут ни при чём, я сосредотачиваюсь на необходимости удержать в руках раненую девушку и побыстрее донести её до квартиры.
К пятому этажу я конкретно начинаю уставать, выбитое на прошлой неделе плечо даёт о себе знать, да и башка никак не проходит, ещё больше я раздражаюсь, когда брюнетка долго копается с замком и справляется только с третьей попытки.
Она не спускает с рук мальчика, пока не оказывается внутри, там поспешно сбрасывает с ног обувь и открывает одну из дверей.
— Неси её в ванную! — приказывает мне.
Стоило войти в тесную комнатку и девчонка снова начала вырываться, словно обезумевшая: а ведь головой она точно не ударялась, или это её до меня приложило?
— Хватит, не рыпайся! — рычу раздражённо, усаживая её на широкий бортик ванной.
Она замирает, затравленно смотрит на меня и беззвучно плачет — ну точно ненормальная!
— Рит, давай сначала промоем, — в комнату врывается вторая девушка-катастрофа, бросает в раковину аптечку и оглядывает подругу с ног до головы.
— Уйдите! — громче обычного произносит та.
— Думаешь и меня спровадить? Ага, разбежалась! — фыркает брюнетка. — Блин, я же ничего не понимаю в этих травмах толком! — тут же удручённо вздыхает.
«Какого хрена тогда мы её сюда волокли?!» — хочется заорать, но я снова сдерживаюсь.
— Смотри, чтобы она не упала! — произношу вслух, решительно наклоняясь к пострадавшей коленке и торопливо закатывая плотную ткань.
— Офигеть! — вырывается сдавленное из груди брюнетки.
У меня же на языке вертятся слова куда покрепче.
— Ножницы дай, отрежу ткань! — командую и удивляюсь, когда мне тут же подают желаемое, видать понимает, что вряд ли эта пугливая согласилась бы добровольно снять дурацкие штаны. Я быстро расправляюсь с лишней тканью, заметно укорачивая правую штанину, осторожно смываю кровь холодной водой и всматриваюсь в глубокие порезы и ссадины на пострадавшей ноге — как она так умудрилось-то?!
— Перелома точно нет, — говорю, осторожно ощупывая ногу. — Но если не наложить швы, могут остаться шрамы, да и заживать дольше будет.
Брюнетка испытующе глядит на свою подругу, которая часто дышит и смотрит на меня, как на маньяка-убийцу, и грустно заключает:
— Шрамы — это её тема, давай пока просто обработаем и забинтуем, как получится!
Ну и как понимать её слова? Точно двинутые, причём обе!
— Успокой мелкого, он, кажется, опять плакать собирается! — обращаюсь к девчонке, и та понятливо кивает, подхватывая темноволосого мальчонку, который растерянно прижался щекой к двери и явно не хотел оставлять мать без присмотра.