Охранник просит нас слезть и немедленно покинуть помещение, Харм шарит в кармане джинсов и сует ему смятые оранжевые купюры: одну, вторую, третью... Сумма, непозволительная для бедного сироты, зато охранник тут же становится лояльным.

Происходящее порождает тысячу вопросов, но я ни о чем не спрашиваю — прижимаюсь к Харму, чувствую тяжесть рук на талии, следую за его движениями и вливаюсь в плавное звучание песни.

Уют и покой. Свобода и юность. Космос и вечность. И безграничное счастье. Я вцепилась в них изо всех сил и крепко держу.

Медляк заканчивается, мы спускаемся на танцпол, но не разжимаем объятий: стоим посреди хаоса и диких плясок и молча пялимся друг на друга.

Через месяц я не вспомню о шикарных подарках Артема, но этот момент не забуду за целую жизнь. Я уверена.

Харм наклоняется, проводит губами по моей шее и вдруг присасывается к коже чуть ниже мочки.

Мне смешно, щекотно и приятно, сознание туманится от его близости и умопомрачительного парфюма. Пол под подошвами вибрирует от басов, а грудь Харма под черной футболкой — от стука сердца и смеха.

Шея нестерпимо зудит, я тоже хохочу как больная. Вынуждаю Харма оторваться от увлекательного занятия и вижу, что в его глазах стоят слезы. Он абсолютно счастлив.

Или упорот в хлам.

— Когда ты рядом... Я просто... охреневаю от себя, — сообщает он, растягивая слова. — Извини за идиотские розыгрыши. Если хочешь, приходи: перекрою ту надпись чем-нибудь более пристойным.

— Хорошо! — Я могу лишь беспомощно всхлипывать. — И ты меня извини. Я вовсе не считаю тебя недостойным. Это было так низко с моей стороны...

Не знаю, сколько продолжается наша игра в гляделки: музыка слилась в монотонный гул, а сполохи света — в неоновый фон. На это лицо я могла бы смотреть часами: как только Харм убрал шипы, он стал по-настоящему прекрасным.

Но кто-то бесцеремонно цепляется за плечо, и гармонию разрушает голос Артема:

— Малая, какие-то проблемы?

Я просыпаюсь. Часто моргаю и с разбегу ныряю в безрадостную реальность: клуб сотрясает новый хит, официанты сервируют пустой столик, а на холеном пьяном лице Артема играют желваки.

Резко отшатываюсь, сбрасываю толстовку и возвращаю Харму. Тот молча ее забирает и до побеления костяшек сжимает кулак.

— Нет, никаких проблем. Это — Харм. Мой... знакомый, — лепечу я. Артем хмуро кивает и цедит сквозь зубы:

— А ты, значит, с каждым знакомым ведешь себя как... шалава?

Справедливо. Он перебрал и не видит краев. Разве парень, заставший невесту в объятиях другого, не имеет права на гнев?..

Но обида отчего-то больно царапает сердце.

Черная толстовка падает к моим ногам, Харм молниеносно замахивается и одним точным ударом отправляет Артема в нокдаун. Тот отлетает к стене, с трудом поднимается и, восстановив равновесие, потирает ушибленную скулу. Охранники срываются с места, но он останавливает их взмахом руки и обращается к Харму:

— Ты труп. Ты не знаешь, с кем связался. — Читаю по губам и с трудом подавляю приступ тошноты, но Харм нагло усмехается:

— Ты реально думаешь, что я тебя боюсь???

Он забирает с пола толстовку, подмигивает мне, расслабленно проходит мимо зевак и скрывается в дверях.

Окончательно понимаю, какую кашу я заварила, и алкоголь мгновенно выветривается из глупой головы.

Щелчок пальцев — и неугодный Артему человек перестает существовать. Влияния и власти у него предостаточно.

— Как ты? — Подскакиваю к своему жениху, судорожно глажу по спине, отряхиваю рукава сорочки, осматриваю опухшую щеку, но он отталкивает меня, достает телефон и, покачиваясь, шагает к выходу.