Проблемы с сердцем… У пятилетней малышки. Я даже не знала, что такое бывает. И ничего не предвещало. Быть может Соня пару раз и жаловалась на усталость, а это – я теперь понимаю – странно для ребёнка, но ничего более.

Сейчас, конечно, я корю себя за то, что не заметили проблему раньше. В голове десятки вопросов, начинающихся со знаменитого «что если бы?». Но лучше не вдумываться. Чувством вины Соне уж точно не помочь…

И хотя врачи говорят, что мы не виноваты, что симптомы были неявными, это не успокаивает.

Да, лучше не вдумываться…

И, сморгнув с ресниц слёзы, я поднялась на ступени больницы. А дальше гулкий коридор в полумраке, лестница, жутковатого вида громадный лифт, на котором в этот раз я поднималась в одиночестве.

И белый длинный коридор детского отделения кардиологии. Только детки здесь не бегают по палатам и редко играют друг с другом. В холле можно встретить мамочек с малышами и без, а в остальном тишина и иллюзорная безлюдность.

Поздоровавшись со знакомой, ждущей на посту медсестру, я свернула за угол. Палата Сони самая последняя, дверь в неё находится у окна, возле которого стоит кушетка, где я так часто пережидала минуты отчаянья, давясь слезами, чтобы дочка не видела.

Но до палаты я так и не дошла.

Пол блестел от влаги, недавно здесь делали уборку, и этот едкий, острый запах хлорки…

Оставив сумки со сменной одеждой и едой прямо на полу возле поста и зажав ладонью рот, я забежала в туалет. Даже дверь не успела закрыть. Склонилась над белой маленькой раковиной, включив воду и замерла, стиснув зубы, стараясь дышать ровнее.

– О-о, – протянули у меня за спиной, и раздался грохот тяжёлого ведра, поставленного на кафель, – Катерина… Что, опять?

Подняв глаза, я увидела в отражении затёртого зеркала пожилую нянечку.

– Аллергия, – сказала я и, подержав под водой ладони, прижала их к полыхающим щекам, чтобы стало легче. – Чем дальше, тем сильнее… Всё из-за хлорки.

– Ага, – кивнула она, окидывая меня взглядом, который вмиг из добродушного и мягкого, сделался колючим и цепким. – Что ещё расскажешь?

Прозвучало странно. К горлу моему подкатил ком, и что-то неприятно шевельнулось в груди.

С некоторых пор всё, чего я не понимаю или не ожидаю, воспринимается мною очень остро, будто мозг отныне всё принимает за угрозу.

– В каком смысле?

Она лишь хмыкнула в ответ.

– Быстро вы второго завести собрались.

2. Глава 2

Это… осуждение?

Что?

Я часто заморгала, пытаясь осознать услышанное, а она тем временем: низенькая, сухенькая и смуглая, зыркнув на меня снизу вверх, сменила гнев на милость и сочувственно произнесла:

– Впрочем, наверное, к лучшему. Правильно, Катенька. Отвлечётесь на малыша, радостнее станет. А если ещё и мальчик получится! Представь, как Павел твой будет рад! Ну да ладно, заболталась я с тобой… – и собралась уходить, поднимая с пола ведро со шваброй.

А я, оставшись одна, так и застыла в недоумении и с обидой, давящей в груди.

Во-первых, мы замену Сонечке искать даже не думали! Что за дикая мысль?! Во-вторых, не могла я забеременеть… Просто не могла, пью лекарства, да и… не до того нам было.

С этими мыслями, чувствуя себя мерзко от такого вероломного и непрошеного вторжения в моё личное пространство я, выйдя и подобрав брошенные сумки, наконец, зашла к Соне в палату.

Девочка моя дремала, подключенная к капельнице. Светлые волосы разметались по подушке, из окна к её осунувшемуся личику ползли солнечные лучи, розовый нелепый заяц с длинными мягкими ушами лежал в её ногах.

– Мама… – открыла она свои синие, как и у меня, глаза.