— Я тебя люблю. Очень сильно люблю. Не забывай об этом.

Слова наполнены большим смыслом, чем простая поддержка и выражение чувств: они обрекают меня.

Спустя десять минут прохлада кушетки отвлекает от боли. Герман просит врача выйти на минуту для разговора, оставляя меня одну в кабинете, выложенном белым кафелем. Возвращаются, врач — мужчина лет сорока пяти — со скрежетом пододвигает металлический стул ближе:

— Показывайте. — Я бережно выпускаю левую руку из объятий. — Ну тут все понятно. А с лицом что? — берет меня за подбородок и разворачивает к свету. 

— Я же вам рассказывал, — отвечает за меня Милосердов. — Запнулась о прикроватный коврик. До чего же ты у меня неуклюжая, — произносит с нежностью. — Как вы думаете, бригаду скорой помощи можно вызывать заранее? У нас скоро свадьба, а там столько опасностей, чего стоит первый танец молодых. — Герман источает обаяние. 

— Еще где-то травмы? 

— Нет, откуда. — Я подтверждаю молчаливым кивком головы слова Милосердова. — Она бы сразу мне сообщила. 

— Возможно, ваша невеста находилась в шоке. Боль может прийти не сразу. — Врач выжидающе молчит, давая мне возможность ответить. По его взгляду я понимаю, что он не верит словам Германа.

— Нет, только рука. 

— Идемте, отведу на рентген. А вы останьтесь и заполните пока документы. 

— Заполню позже. Сейчас главное помочь. 

Герман не отстает, идет рядом, подбадривая и обещая, что будет все хорошо — убедительно играет роль заботливого и взволнованного жениха. 

— Вы куда? Это рентген-кабинет. Ждите в коридоре. — Лаборант плотно закрывает дверь, отрезая меня от Германа. Женщина в голубом медицинском костюме помогает надеть свинцовый фартук. 

— Как же так? — спрашивает громко и сокрушенно качает головой. — Не зима, чтобы поскальзываться. 

— Споткнулась, — повторяю легенду Милосердова. 

— М-м-м. А лицо? — слышу щелчки застежек. 

— Задела кровать, — отвечаю заведенной куклой. 

Усаживает на стул, наклоняется, поправляя руку:

— Девочка, — шепчет расторопно. — Ты только скажи, Игнат Вадимович вызовет полицию. Знаешь, сколько таких, как ты? Нельзя спускать рукоприкладство! 

— Я не понимаю, о чем вы. — И именно сейчас мое волнение находит естественный выход: в слезах. Крупных и горячих. 

— Сейчас толкнул, а завтра… 

— Вы ошибаетесь. 

— Не бойся. Ему, — указывает на закрытую дверь, — вряд ли что будет. Но тебя отвезут туда, куда попросишь. 

— Вы ошибаетесь, — повторяю, сглатывая комок. Здоровой рукой вытираю слезы. 

— Не шевелись, — уходит, щелчок. Возвращается, меняет положение руки. Еще щелчок. — Девочка, ты не передумала? — протягивает бумажный платок. — Еще не поздно вызвать полицию. 

Благодарю, покорно жду, когда с плеч спадает тяжесть фартука.

Полиция. Мне становится смешно. От нее я ожидаю помощи меньше всего. 

— Ох, Женечка. — Светлана Васильевна, мать Германа, ожидает вместе с сыном у двери кабинета. — Гера позвонил, и я сразу приехала. — Слышу, женщина недовольна. Быстрый, профессиональный взгляд окидывает меня, подмечая. — Болит?

В очередной раз у меня нет возможности ответить. Выходит лаборант и протягивает снимки, притормаживает, замечая Светлана Васильевну. Строгая прическа, насыщенно синий китель, прямая спина и сильный взгляд выделяют ее из общей массы людей. Женщина, которая по факту владеет нашим городком. Ее не знает в лицо только слепой. Лаборант смотрит на меня с нескрываемым сочувствием. 

— Благодарю. — Герман забирает снимки. 

Светлана Васильевна приобнимает меня за плечи, разворачивает увлекая. 

Через час мы выходим на свежий воздух, где нет зловония лекарств вперемешку с естественным запахом людей, парфюма и хлорки.