Растерянно хлопая ресницами, я постепенно приходила в себя. Сейчас ночь, на столике в углу мерцает светильник. Я — на ложе в моих покоях во дворце Энлиля, а рядом, прижав меня к груди, сидит...
— Гильгамеш... — мой шёпот едва различим. — Это действительно ты?
Приложив ладонь к моей щеке, он несколько мгновений молча всматривался в лицо, и я тихо попросила:
— Поцелуй меня...
Он тут же прижался губами к моим, и по моей коже пробежал огонь. Да, это — Гильгамеш, настоящий, мой. Но только я притиснулась к нему, запутавшись пальцами в волнистых волосах, Бесстрашный оторвался от моих губ и хрипло прошептал:
— Ты ещё не окрепла. Подождём хотя бы до следующей ночи.
— Почему не окрепла? Вполне! — я демонстративно отодвинулась, почти высвободившись из его объятий, и поморщилась от жжения в плече.
Оно появилось, как только губы Гильгамеша коснулись моих. Сейчас боль почти прошла, но откуда она? Я попыталась спустить с плеча тонкую ткань ночной сорочки, но Гильгамеш перехватил мою руку, и даже в неверных отблесках светильника, я видела, как помрачнело его лицо.
— Он оставил на тебе отметину. Пока убрать её не удалось, но...
— Анубис? — мне тотчас вспомнился мой вымученный поцелуй, мутировавшее лицо владыки Дуата и шок, когда его зубы впились в моё плечо.
Выдернув руку из ладони правителя Урука, я стянула с плеча ткань, обнажив небольшое пятно, похожее на скарабея.
— И что это значит?
— Он объявил тебя своей и потребовал вернуть...
— Потребовал?! Да как он...
— Тш-ш, — губы Гильгамеша снова прильнули к моим, будто успокаивая. — Никто ему тебя не отдаст, об этом даже не думай. А от клейма со временем удастся избавиться. Их пантеон всегда искал повод развязать войну, и сейчас притязания Анубиса дали такую возможность.
— Но почему? — растерялась я. — На аукционе купил меня ты, он меня похитил и только потому, что успел укусить, вдруг стал моим законным владельцем?
— Он уверяет, торг за тебя был прерван прежде, чем он предложил свою последнюю ставку, и на Празднестве ты ушла с ним добровольно…
— Лживая тварь! — возмущённо выпалила я.
Успокаивая, Гильгамеш ласково погладил меня по щеке и добавил:
— ...а Мардук и я ворвались на территорию чужого пантеона и покалечили одно из самых значимых божеств.
— Покалечили?
— Огнеокий Бык впал в неистовство и не мог остановиться, — улыбнулся Гильгамеш. — А я не хотел его останавливать. Ещё немного — и Анубис повторил бы судьбу Осириса, разнесённого Сетхом на четырнадцать частей.
Не удержавшись, я рассмеялась, и Гильгамеш снова прижал меня к груди.
— Когда только представлял, что он может с тобой сделать, мутилось сознание. Как же рад, что ты невредима...
— Всё могло быть хуже. Там... что-то произошло. Я была как бы не я... даже не могу объяснить...
— Я видел, — тихо проговорил Гильгамеш. — Как ты стояла над ним, обнажённая, недосягаемая, невыразимо прекрасная. А, когда повернулась ко мне, я едва тебя узнал. Это сила Иштар. Подозревал, она всё же проявится рано или поздно, но что это будет так...
— Как? — я отлепилась от его груди. — То есть... она ведь уже проявлялась — рядом с тобой, но... совсем не так! А это...
— Сила в тебе ещё не проявлялась, иначе бы я почувствовал, — Гильгамеш лукаво прищурил глаза. — Рядом со мной? Что ты имеешь в виду?
— А сам не догадываешься? Думала, из-за того, что эта блудница по тебе сохла, и меня бросает в дрожь, в жар и в холод одновременно, когда ты...
И замолчала, увидев выражение лица на две трети бога. Оно буквально светилось от удовольствия. Не удержавшись, я шлёпнула его по плечу, и Бесстрашный, поймав мою руку, прижал ладонь к губам.