Отвращение заглушило всё остальное. Я чувствовала, как губы Анубиса впиваются в мою шею, а руки срывают с тела остатки одежды... и, кроме отвращения, во мне начало зреть нечто — очень могущественное и жестокое, древнее, как мир, как земля, как Космос...

— Посмотри на меня, владыка Дуата, — повелительные слова вырвались, прежде чем я осознала, что произношу их.

И Анубис, самозабвенно елозивший губами по моей груди, вскинул голову, наши взгляды встретились. В его помутневших глазах — дикое желание, в моих... не знаю, но почему-то не усомнилась, что он снова меня послушает:

— Отпусти.

Руки Анубиса разжались, он даже отстранился, выпуская меня из объятий, и я неспешно поднялась. Неведомое нечто продолжало расти, заполняя собой всю мою суть. Я словно воплощалась в первобытных мифических героинь — Елену Троянскую, Брунгильду, Юдифь — женщин, ради одного взгляда которых мужчины развязывали кровопролитные войны. Обнажённая, с растрёпанными волосами, укусом на плече и синяками по всему телу, я ощущала в себе невероятную власть над любым, кто поднимет на меня глаза, а владыка Дуата смотрел, не отрываясь, и во взгляде я читала преклонение — горячее, страстное.

— Верни меня к Черноголовым.

Анубис затряс головой и хрипло пробормотал:

— Нет... я не отдам тебя им. Не отдам никому!

Полупонимая, что происходит, я начала медленно отступать. Бог-шакал протянул ко мне руки.

— Оставайся на месте! — приказала я.

Он замер. Но в глазах цвета мрака снова разгоралось вожделение. Ещё немного — и я потеряю над ним эту необъяснимую власть.

— Ты не уйдёшь, — будто в трансе, Анубис медленно двигался за мной. — Я не позволю. Мои тело и разум желают тебя, как ещё никого не... — яростный рёв заглушил его слова.

Я повернулась на последовавший за ним хрип. Но, словно переутомившись, моё сознание начало угасать. Ещё видела две широкоплечие фигуры, будто разорвавшие сгущавшуюся вокруг тьму. Безобразные чудовища гнались за ними по пятам... А потом я, наверное, упала, и меня подхватили на лету. Перед меркнущим взглядом промелькнуло забрызганное кровью лицо Гильгамеша, до слуха донёсся его шёпот:

— И я — тебя! Не успел ответить на Празднестве и поклялся себе: это будет первым, что произнесу, как только увижу тебя вновь. Ты тоже завладела моим сердцем, дева с глазами цвета Неба...

— Томми... — не очень понимая, что говорю, пробормотала я и окончательно погрузилась во тьму.

[1] Хапи, Река Жизни — так египтяне называли Нил.

[2] Дешрет или "Красная земля" — так древние египтяне называли безжизненные пески Аравийской и Ливийской пустынь.

4. Глава 4. Томми

Темнота. Тишина. Пустота. Только вдалеке смутные очертания человеческой фигуры. Я устремляюсь к ней, зачем — не знаю. Всё ближе и ближе. Это — девушка, совершенно обнажённая, тёмные волосы окутывают спину и плечи. Хочу её окликнуть, но она сама полуоборачивается, и я в нерешительности останавливаюсь. Это... я. Моё лицо, но никогда не видела у себя такого выражения — абсолютное, подавляющее превосходство, будто весь мир лежит у ног и не смеет поднять глаз. А взгляд... гипнотический и отрезвляющий, зовущий и отталкивающий, обволакивающий и в буквальном смысле лишающий воли. Я протягиваю к двойнику руку, пытаюсь что-то сказать, но она вдруг поворачиватся полностью, тоже протягивает руку, и в мгновение, когда наши пальцы соприкасаются, из её глаз вырывается синее пламя и они становятся лиловыми. Это настолько жутко, что я вскрикиваю и...

— Всё хорошо, просто дурной сон. Я — здесь, и не оставлю тебя. Никогда.