— Какой диагноз вам ставят неврологи?

— Там всё написано.

В моих руках всё-таки оказалась увесистая медицинская карта. И чего там только не написано! Изучив записи, предложила провести тестирование мальчика. Мама согласилась, но за любым действием сына следила неотрывно, при неудачах поджимала губы, при правильных ответах кривилась. Я комментировала свои действия и ответы ребёнка, хвалила, поясняла всё маме.

Учитывая, что наш центр — коммерческая организация, рассказывать маме о педагогической запущенности ребёнка я не имела права. Все свои выводы расскажу потом Алевтине Анатольевне, а пока:

— В наш центр принимают ребят после решения комиссии. Я предоставлю на комиссию своё заключение. Но я не вижу у Спартака аутизма или даже расстройств аутического спектра. Да, есть проблемы по неврологии, тот же синдром дефицита внимания. С этим надо заниматься, но в другом центре.

— Да что вы такое говорите? Нам советовали ваш центр как самый лучший. И почему это у него нет аутизма?! Нам невролог говорил, что что-то такое есть.

— «Что-то такое» — это ещё не диагноз.

Мама воинственно надулась, готовая отстаивать каждую болячку своего сына. Я попыталась миролюбиво улыбнуться и терпеливо поясняла:

— Сейчас у вас приём у психолога. А после я передам своё заключение директору центра Алевтине Анатольевне. Она будет принимать итоговое решение.

Мама кивнула, сдёрнула сына за руку со стула, подхватила сумочку, выронила её, подняла, забрала медицинскую карту и, не прощаясь, вышла из кабинета.

Тяжёлый случай… Причем не у ребёнка, а у родителя. И лечить тут надо прежде всего маму. Но она не согласится прийти на приём к психологу. Ей выгодно быть мамой больного ребёнка, чтобы считать саму себя героиней. Да и в глазах окружающих видеть сочувствие тоже приятно. Мол, какая мама молодец, сын инвалид, а она им занимается, все силы на него положила, всё в жизни только ему.

Таких родителей я встречала не раз.

***

Вечера я ждала с замиранием сердца. Часов с трёх начала приглядывать на телефон: вдруг Глеб отменит встречу? У Костика сегодня занятий не было, поэтому я не знала, ждать ли мне Глеба на работе или он напишет, куда подъехать.

Потом на мою голову обрушилась та самая мама, потому что и Светлана Викторовна не ободрила зачисление Спартака к нам в центр. Рекомендовала психолога маме и ребёнку, дала контакты других центров. Но мама была категорически против. Она требовала поставить сыну диагноз аутизм.

После личной беседы с Алевтиной Анатольевной мама, схватив сына за руку, ушла. Мы выдохнули свободнее. А там уже и конец рабочего дня. Со всей послеобеденной беготней я пропустила звонки от Глеба. Бросилась перезванивать.

— Глеб, привет. Я не слышала звонков, занята была, — выпалила в трубку и замолчала.

Вот сейчас он скажет, что передумал или уже переиграл планы, раз я не ответила сразу. Игнат любил так делать. Не взяла трубку сразу, значит, в клуб не иду. Опоздала по не зависящим от меня причинам, он ждать не будет, уедет. А я добираться должна как хочу, даже если за город. Не сказала сразу, что хочу в подарок на праздник, значит, не будет подарка вообще, никакого, даже шоколадки.

— Ничего страшного. Я так и понял, что ты занята. Взял на себя смелость и подъехал к центру. Надеюсь, этим тебя не скомпрометирую? — мне показалось, что Глеб улыбался.

— Нет, конечно. Я сейчас подбегу. Только переобуюсь.

— Не спеши. Я подожду.

Но я всё равно не могла не спешить. Мне очень важно было убедиться, что Глеб действительно приехал и ждёт меня в машине возле центра.