Мне действительно интересно и непонятно.

– Потому что… – звучит от довольной как слон подруги, напоминающей в этот момент бесшабашную вредину, которая точно знает, о чем говорит, но ни за что не расколется, потому что так решила. – А вот потому что!

Повторяет радостно вновь.

Чмокает меня в щеку, подхватывает за руку и утягивает из кухни в гостиную и дальше вверх по лестнице.

– Юльчик, нам уже пора выдвигаться, а то опоздаем.

***

Обряд крещения детей я прохожу как во сне. Делаю сначала одно, потом другое, потом третье. Всё, что от меня требуют обязанности крестной мамы.

Из впечатлений ярче всего запоминаются невозможно красивый храм, монотонно бубнящий батюшка, безумно уставшие руки, немного удушающий запах ладана, задержанное дыхание и сбившееся с ритма сердце, когда моего крестника трижды окунают в купель, а он даже не пищит, а лишь по-Гроссовски недовольно отфыркивается.

Но сильнее всего, несмотря ни на что, я ощущаю мужчину, стоящего рядом и держащего на руках второго младенца. От Давида веет такой мощной энергетикой, уверенностью и властностью, что меня воле-неволей сотрясает мелкая нервная дрожь. И я стараюсь всеми силами контролировать себя, чтобы не повернуть голову и не зависнуть, разглядывая совершенный профиль.

Котова, он – чужой человек.

Одергиваю себя мысленно раз за разом. Но бесполезно.

То, о чем он рассказал мне этой ночью, перечеркивает пусть не все, но многие обиды. Объясняет его грубое поведение и наше общее состояние марионеток, которые попали в руки опытных и жестоких кукловодов.

И я, как воздушный шарик на ветру, мечусь и не понимаю, как поступать дальше, от чего отталкиваться и к чему стремиться.

Давид, прежде всего, отец Амины. Осознаю и принимаю. Он для моей девочки скоро станет также близок, как и я. И это правильно. Это честно.

Но сложно.

Безумно сложно ломать устоявшуюся жизнь. Но ради дочери я справлюсь со всем.

Не удерживаюсь и скашиваю глаза, как только крестник Цикала громко агукает и взмахивает ручками, решая изучить пуговицу пиджака. И спустя несколько минут осознаю, что перед глазами остается не образ любопытного младенца, а обращенный ко мне теплый темно-карий взгляд.

А еще четко очерченные плотно сжатые губы и квадратный подбородок, покрытый отросшей щетиной.

Сколько дней он не брился?

Влетает в голову нелепая мысль, пока батюшка что-то заунывно напевает.

Господи, Юлька, ну тебе-то какое дело?!

Ругаю себя следом и глупо радуюсь, что руки заняты ребенком, иначе точно дала бы по лбу, привлекая внимание.

Церковь покидаю со скрытой радостью, потому что теперь появляется возможность отойти от Давида чуть дальше, чтобы успокоить заполошное сердце и вдохнуть полной грудью воздух, в котором не так явственно ощущается такой до боли знакомый аромат не моего мужчины.

14. Глава 14

ЮЛЯ

– Привет, пчелка. Ну что, отстрелялась? – весело уточняет Зубков, позвонив в начале пятого, когда я сижу за накрытым столом в доме Гроссо.

– Привет, Влад. Подожди секунду.

Тихонько извиняюсь перед друзьями и покидаю гостиную, где мы устроили праздничное застолье в узком кругу, как только приехали из церкви.

– Я ненадолго, – предупреждаю Соню, хитро поглядывающую на меня, когда прохожу мимо.

– Хорошо, мама крестная. Мы тебя ждём. Не задерживайся, скоро будет горячее, – говорит она громко, растягивая шаловливую улыбку.

Вот же лиса!

Уверена, специально так делает, чтобы дать понять моему собеседнику на том конце связи, что он позвонил не вовремя. И этому не совсем рады.

– Привет еще раз, Влад, – произношу в трубку, оставшись одна. – Да, ты прав, малышей уже покрестили.