- Говори, - голос низкий, отрывистый. Звучит как приказ, но я ведь сама хотела сказать, не он меня принуждает.

- Я хотела сказать, что мне жаль. Я… – перевожу дыхание, неосознанно комкаю шелковую ткань своих брюк. – Тогда пять лет назад… Я совершила ошибку.

В его глазах мелькает что-то, как одинокий язык пламени, который Гордеев быстро тушит взмахом ресниц.

- Не имеет значения, – отвечает таким жестким тоном, что у меня мурашки бегут по коже. – Сейчас не имеет. Мне это не интересно. Поняла? Больше ничего подобного чтобы не слышал.

- Хорошо, – я нахожу в себе силы кивнуть. Сердце тарахтит как старенький грузовик. Зрение мутится, потому что на глазах выступают предательские слезы. – Просто хотела, чтобы ты знал. Мне это важно.

Сердито стискивает челюсти и, одарив меня еще одним яростным взглядом, Кирилл отворачивается к окну. И больше до самого дома не говорит мне ни слова.

16. Глава 16

Зачем я все это сказала? Ну, зачем? Кто меня за язык тянул? Выговорилась, называется. А чего добилась? Гордееву на мои извинения наплевать. И без того хрупкое перемирие между нами безвозвратно разрушено. А сама я, вместо желанного освобождения, испытываю лишь стыд, горечь и отчаянную потребность исчезнуть.

От Кирилла, пока мы ждем лифт, чтобы подняться в квартиру, исходят такие мощные волны ярости, что я не решаюсь даже взгляд оторвать от пола. Что его так взбесило? Почему сейчас он даже злее, чем был вчера, когда мы с ним схлестнулись из-за моего отсутствия и выключенного телефона?

Хмурюсь, разглядывая свои ноги в босоножках на немыслимом каблуке. Убеждаю себя, что только в них причина того, как неустойчиво я ощущаю себя на ровном месте. Не нужно было мне их покупать. Не нужно было наряжаться. Пошла бы в джинсах – это ровным счетом ничего бы не изменило.

Металлические двери лифта захлопываются за нами, спустя двадцать секунд открываются снова. Пустынный холл, небрежное позвякивание связки ключей. Когда Гордеев открывает дверь в квартиру, я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать. Это рефлекс, который срабатывает быстрее, чем я успеваю погасить его.

- Тебе, наверное, пора идти, – смущенно бормочу я, замирая на пороге.

Сейчас почти полночь. А он ни разу не задерживался со мной после девяти. Конечно, по двум вечерам делать выводы глупо, но… Он же не собирается остаться сегодня? Завтра ему на работу. Господи, ну, какая же я идиотка, он босс – строгий график не для него. О чем я только думаю?

Словно прочитав мои мысли, Гордеев подталкивает меня вперед и бросает резкое:

- Когда мне будет пора, я дам тебе знать.

На ватных ногах захожу в прихожую, машинально щелкаю выключателем.

- Уже поздно. Я пойду спать, – делаю попытку обойти его, но он играючи блокирует мой порыв, сильно сжав предплечье, и толкает к стене.

От неожиданности из горла вырывается приглушенный вскрик, а сердце сбивается с ритма. В ту же секунду горячая ладонь ложится мне на затылок, сминает волосы, тянет их у корней. Мне не больно, скорее, тревожно и волнительно.

- Что… Что ты делаешь?

- Беру то, что мне нужно, – хрипит в лицо, твердым телом прижимая меня к стене. – Не твои долбанные извинения.

Заторможено смотрю на него, не в силах оторвать взгляд. Он злой. Пугающий. И все равно красивый. На скулах проступили красные пятна. Глаза натурально безумные – зрачки так расширились, что поглотили стальную радужку. Никогда не видела его в таком бешенстве. Неужели все из-за слов, что я посмела сказала в машине?

- Я не хочу.

- Не помню, чтобы я сейчас спрашивал, – цедит с циничным смешком, резко наклоняется и захватывает зубами чувствительную кожу на шее. – Согласилась ты раньше.