«Только попробуй».

Внезапное подозрение заставляет меня оглянуться через плечо на тройку, которую мы оставили за столом. Так и есть. Кристина провожает нас завистливым взглядом, а значит, этот спектакль устроен для нее. Плевать, что я при этом чувствую.

Стоит нам оказаться за пределами «Кайзера» Гордеев, будто в подтверждение моих мыслей, тут же меня отпускает. Жар исчезает вместе с его рукой. Я вроде бы снова могу дышать. Не хочу только анализировать странное ощущение потери, которое быстро возникает, но медленно гаснет в груди.

Дорога обратно проходит в звенящей тишине, которую не спасают даже негромкие звуки музыки из автомобильных динамиков. На этот раз Гордеев сам за рулем. Может быть, потому что уже поздно и пробки не такие, как в час-пик. Говорил же, что не разлюбил ездить, наверное, эта поездка ему в удовольствие.

Ведет машину он, как всегда, уверенно. Не гонит, не суетится, не сигналит, даже когда нас на перекрестке подрезает громадный внедорожник. Задумчиво смотрит на дорогу. Лениво крутит руль. На автомате переключает коробку передач.

Такая ирония, что мне с ним спокойно. После той аварии, в которую я много лет назад попала с Ромой, я долго сплавлялась с фобией снова сесть не то, что за руль, я даже просто на пассажирское кресло забиралась с трясущимися поджилками. А с Кириллом нет. Никогда не боялась. Возможно, потому что другие, более сильные чувства, которые я испытывала рядом с ним, перекрывали все остальное. Даже страх. Вот и сейчас, несмотря на всю странность ситуации, в которой мы оказались, я неожиданно для себя расслабляюсь.

Удобнее устраиваюсь в кресле, откидываю голову на спинку и смотрю. Сначала за окно, за которым расстилается темная летняя ночь, потом, поддавшись какому-то внутреннему любопытству, перевожу взгляд на Гордеева. Нет, не на него, конечно. Смотрю на его колени, обтянутые брюками. На крупные ладони, которые небрежно лежат на кожаном руле. Дальше поднять взгляд не решаюсь – и без того сердце надувается, как шарик, грозящий разорвать грудную клетку.

Когда я ехала в Москву, я обещала себе, что не буду терзать себя прошлым. Не буду ни о чем сожалеть. Кирилл давно шагнул дальше, я тоже должна. Нельзя жить постоянными сожалениями. Просто нельзя. Да, я сама все разрушила. Да, чувствовала, что тогда он меня по-настоящему любил. Да, знаю, что никогда не простит. Я себя тоже не прощу. Но разве в этом сейчас есть какой-то смысл?

С губ срывается шумный вздох, который я не успеваю запереть внутри. Не вижу, но чувствую, что Гордеев поворачивает голову в мою сторону. Молчит. Я тоже молчу, но ощущаю, как с каждой секундой напряжение между нами усиливается. Как гроза, которая набирает силу, чтобы рвануть мощными раскатами позднее.

Наши глаза встречаются. Прочитать хоть что-то в темной глубине его зрачков нереально. О чем он думает? Раньше понимать его было сложно. Сейчас – просто за гранью моих возможностей. И все же…

Я не знаю, как это объяснить. Я просто не знаю. Но я вдруг чувствую в себе эту потребность. Сказать, ему как сильно я сожалею. Пять лет назад мне не хватило смелости сделать это глаза в глаза, как он этого заслуживал. Сейчас, конечно, поздно. Для него поздно. Но для меня это – незакрытый гештальт, который, как бы я ни барахталась, тянет меня вниз.

- Кирилл, – начинаю осторожно, но испуганно замолкаю, стоит ему припечатать меня мрачным взглядом. С ним всегда так. Я вообще не робкого десятка, но с Гордеевым все мое красноречие всегда летит в трубу.

Тишина между нами так и гудит. Сейчас даже уши закладывает, словно резко на высоту поднимаюсь.