– Что? – переспросила я.

– Учителя так всегда поступают. Делают вид, что не замечают. А на самом деле все замечают. Просто связываться не хотят. Так в моей прошлой школе было. Все знали, что меня травят, но никто ничего не делал. Типа, не бьют – и ладно. Это же просто конфликт подростков. Они сами разберутся.

Мы вернулись за десять минут до окончания урока. Я боялась, что с нашими вещами что-нибудь сделают, но нет – все было на месте. На своей парте Дилара нашла записку. В ней было все два слова – «Новая крыса», и мы обе поняли, что это – объявление войны.

Теперь мы держались вместе, и так было спокойнее. Ощущение того, что ты не один, помогало, да еще как!

На какое-то время одноклассники успокоились. Только вот Милана с близняшками перестали общаться с Диларой – не подходили, опускали глаза в пол. И она, все прекрасно понимая, тоже не заговаривала с ними, хотя я была уверена – Дилара переживала из-за того, что ее подруги бросили ее. Это действительно было тяжело.

На последней перемене к нам подошли пацаны – те самые, из компании Малиновской. Она сидела на своем месте, а я стояла рядом с тетрадью по математике. Над нами стали пошло шутить и так громко ржать, что разбудили спящего за партой дружка Барса, который от всего происходящего держался в стороне. Будто вообще не в этом классе учился.

– Слушайте, дебилы, вы меня задрали! Заткните паяльники! – прорычал он, подорвавшись на месте. Парни попятились – испугались его. Я бы тоже испугалась – хулиган же.

– Сорян, Леха, мы не хотели! Вообще мы с Айдаровой беседовали. Да, Айдарова? Хочешь с нами после школы потусоваться? Тебе понравится!

Снова мерзкий смех и пошлые шутки, от которых тошнило. Дилара покраснела, а я открыла было рот, чтобы ответить придуркам, но этот Леха выругался, да так грязно, что у меня едва уши не завяли.

– Заканчивайте с фигней, – велел он и кинул на испуганную Дилару быстрый взгляд. – Еще раз увижу вас рядом с ней, задницы на глаз натяну, мать вашу! Трижды. Каждому.

– Чувак, да какая тебе разница?

– Ладно-ладно, мы с Тумановой пообщаемся, норм?

– И к ней не лезьте! – вызверился вдруг Леха. – Че за хрень развели? Заканчивайте уже. Бесит.

Парни ретировались – не захотели связываться с дружком Барса. А тот снова улегся на парту и закрыл глаза.

– Спасибо, что вступился, – тихо сказала Дилара.

– Да мне пофиг. Мешают.

– Все равно спасибо.

– Поможешь мне с контрольной по матеше, – выдал Леха. Она улыбнулась.

– Помогу.

– Договор. – И он отвернулся, а мы с Диларой переглянулись. Надо же, заступился. А вроде хулиган и все такое…

– А где Барсов? – зачем-то спросила я. Странно, но я все время искала его глазами.

– В душе не… кхм, не знаю, то есть, – поправился Леха, не поворачиваясь к нам. – Работает, наверное?

– Зачем? – удивленно спросила я.               

– Во дурная. А зачем люди работают? Чтобы бабки были.

– А родители ему деньги не дают? – не отставала я от него.

Леха хрипло засмеялся.

– Я же говорю – дурная. Все, отстаньте. Я спать хочу.

Нас больше не трогали, однако я все время чувствовала на себя взгляды Малиновской и ее подружек. И знала – просто так нас не оставят в покое. По крайней мере, меня. Я должна подготовиться и дать отпор.

После уроков за Диларой приехала мать, и они подвезли меня до дома. Я сначала отказывалась, но Айдарова настаивала.

– Так безопаснее, – тихо сказала она. – Они и выследить тебя могут…

От ее слов по коже мороз прошелся, и я села на заднее сидение черной иномарки, в которой пахло теплыми цитрусовыми духами. Мама Дилары оказалась разговорчивой миловидной женщиной с черными кудрями, которая своей манерой речи, темпераментностью и жестами напоминала итальянку.