Ослепший, остановился – и дышал, пьянея.

Молдаванин не торопил.

Прищурившись, оглядел окрестности за каменной оградой.

На возвышении была видна крепость – Таш-кале: то было место начальных людей азовского воинства. Из-за её башен восходило солнце.

Двор был выложен камнем.

Во дворе, прячась по углам в тени, находилось шестеро стражников.

Степан сосчитал их ещё в темнице, слушая ночами голоса.

У самых ворот виднелась сторожка, со входом, крытым войлоком. Там жил молдаванин.

Махнув войлоком, навстречу идущим из сторожки выбежала чёрная хромая собака, – но молдаванин звонко свистнул, и она, дробно лая, остановилась.

Напротив темницы высилось тяжёлое, серое каменное здание, окружённое галереей. Окна галереи были стеклянные, разноцветные.

В дальнем конце виднелась кухня. Дверь на кухню была открыта настежь. Слышался грохот посуды.

Возле двери на крепком деревянном столе кухарь разделывал севрюгу. У стола скопилась гора рыбьих кишок, безглазых голов, хвостов, чешуи. Всякий раз, когда кухарь со скрежетом сбрасывал отходы, взмывали мухи.

За помойной горой, в отдалении, сидело ещё двое стражников. Там, догадался Степан, были нарыты зинданы. В тех ямах плакали и молились изнемогающие люди. На них лаяла собака.

Посреди двора журчал, в рыжих потёках, каменный квадратный фонтан. У фонтана имелось четыре крана, а при них поржавелые ковши на цепочках. Стена фонтана была исписана золотыми буквами. Золото рябило в глазах.

У коновязи стояли покрытые коврами лошади в дорогих сбруях. По ворсу ковров ползали крупные мухи.

Степан с молдаванином прошли к зданию с галереями.

От головокружения Степан занемог. Встав у входа, долго, длинно отплёвывался.

В устроенной на галерее беседке приметил едва различимых за стёклами двоих мужчин в османских одеждах.

…кое-как одолели ступени.

Его провели в последнюю по длинному проходу комнату.

Стражник Абид уселся на ковёр возле двери.

В комнате стояли две татарских тахты и множество подушек на них. Над тахтами красовалось изукрашенное оконце. Сквозь него были видны листья дикого винограда.

Степан стал в ближний угол, навалившись на одну свою ногу и держась ладонями за стену.

Рот полнился кислой слюною.

Неожиданный, раздался, пробившийся сквозь несколько стен, человечий вой. Провыв, терзаемый начал коротко вскрикивать. Потом снова завыл.

Не спросив у стражника разрешенья, Степан сполз по стене и уселся, вытянув ноги.

Абид скосился, но ничего не сказал.

Ждали дотемна.

Так и доносились всё то время истошные вопли, но речь на слух отсюда была неразличима.

…Степан пребывал в безмыслии.

Комната, куда его привели, никак не годилась для пыток – того ему было достаточно.

Трогал свои шрамы. Раскрывал пальцами всё ещё оплывший глаз.

…неожиданные, раздались шаги.

Греческий лекарь широко распахнул дверь и сразу увидел Степана. Рядом с ним стоял раскрасневшийся молдаванин.

– Яти тон эфэрэс? (Отчего ты повёл его? – греч.) – кричал лекарь на Абида.

Молдаванин втащил, держа за рукоять, носилки, которые сразу бросил на пол. Заспорил с Абидом, возьмётся ли тот помочь отнести раба. Абид, не вставая с ковра, засмеялся.

– Сен кулсын – сен ташы! Башта огдан, сон артан. Кул ойле де япып олмак керек! (Ты раб – ты неси! Неси сначала спереди, потом сзади! Раб должен уметь и так! – тат.)

Привели двух невольников.

Один был длиннорук и зарос так, что лица было не разглядеть в бороде и космах. Другой по виду – жид. Потряхивал головой и, скалясь, улыбался, показывая длинные зубы, влажные дёсны.

Степан завалился на носилки.

Жид, ухватившийся за носилки позади, не переставал скалиться. Когда он спотыкался, Абид бил его палкой, но жид не переставал улыбаться. Губы его были обильно тронуты слюной.