– Да, мне тоже кажется, что перстень из повозки выбросили нарочно, – ответил на взгляд Георг. – Что-то этим наши старички хотели сказать.

– Давай думать, сынок. Но сперва заплати-ка пару грошей Вильгельму Отто. А перстень мы заберем.

– Как это – заберете?! – возмутился сторож.

– Очень просто, – дядюшка Сарво снял находку с палочки и с трудом надвинул на толстый палец. – Заразы в нем никакой нет. Это и мальку глупыша ясно. Потому его и выбросили, чтобы простак, вроде тебя, подобрал да по всему Гердену раззвонил. Рано или поздно про перстень бы услышали те, кто помнит его историю. Говоришь, в Северные ворота их увезли? И среди ночи ворота для повозок отворили?

– Да. А двух грошей мало, – заявил сторож.

– Дай ему, сынок, третий грош, и пусть угомонится.

Потом дядюшка Сарво взял курс на кабачок «Мешок ветра», велев Гансу идти следом с клеткой.

– Привыкай, детка, – так он сказал. – Сегодня я еще не дам тебе напиться, но однажды ты по-настоящему надерешься до свинского образа под моим бдительным руководством. Ты должен знать, что это такое. А господин Брюс должен знать, каков ты во хмелю. Потому что через два года капитан Гросс уступит место капитану Брюсу.

Георг улыбнулся – он не только дни, а даже часы считал до этой заветной минуты.

– Но я к тому времени буду уже в герденской богадельне. Ты будешь приходить ко мне, сынок?

– Не говори глупостей, дядюшка Сарво, – одернул его Георг. – Всякий раз, заходя в Герден, буду приходить к тебе и звать тебя в «Мешок ветра». И диковины буду тебе привозить. Помнишь, как мы выменяли свенскую лодку из тюленьих шкур на бочонок пальмового вина?

– Не вздумай привозить пальмовое вино – оно мне не понравилось.

В «Мешке ветра» Георг взял себе и боцману по кружке пива, Гансу – портера, который даже невинным девицам пить дозволяется. На закуску спросили копченого угря, серого хлеба с тмином, горячих яичных лепешек.

Владелец кабачка, Эммерих Адсон, был когда-то судовым коком, но служил на военном судне и стряпал для господ офицеров. Про него рассказывали, что, когда его линейный корабль выходил из порта, на верхней палубе всякое свободное местечко бывало занято клетками с курами и гусями, а на носу он мог устроить загородку для поросят. Он знал дядюшку Сарво с незапамятных времен. Не то чтобы он уважал боцмана – не может человек из семьи южных Адсонов уважать варвара с островов. Скорее он покровительствовал дядюшке Сарво, как аристократ – добропорядочному плебею. А вот по отношению к Георгу Брюсу он сам был неумытым варваром – капитаны Брюсы уже лет двести командовали Адсонами на море и на суше. Поэтому приглашение Георга присесть к столу Эммерих принял поспешно и даже с той суетливостью, которую полагал признаком хорошего тона.

– Что знаете вы, любезный герр, о заразной хвори в матросской богадельне? – напрямую спросил Георг.

– Ее могли гости притащить. Незадолго до того приходил «Святой Андреас», доставил вино, сушеные фрукты, железо, медные листы. Мы тут всех перебрали – не иначе, оттуда кто-то в богадельню приходил. «Святой Андреас» всего два дня стоял у пирса. А вся эта курага, финики, инжир – с юга. Оттуда только и жди хвори.

– И куда делись курага и финики с инжиром? – спросил дядюшка Сармо.

– Роллинген все забрал. Это для него и привезли.

– Значит, Роллинген сейчас торгует заразой? – удивился Георг. – И никто во всем Гердене ее не подцепил?

– Вот потому и не подцепил, что у Роллингена отказались брать сушеные фрукты. Он весь груз и увез куда-то в сторону Зеберау.

– Вот мерзавец! – возмутился боцман. – Значит, только в богадельню заразу принесли. И что, скоро она проявилась?