Богадельня занимала целый дом в том же квартале, что и «Длинная Марта». Это был квартал старинных каменных амбаров, и те из моряков, что покрепче, нанимались иногда дневными сторожами. Они знали всех, кто трудился при амбарах, и их все знали. Магистрат делал вид, будто не замечает этого крошечного противозаконного приработка.
Дом, где поселить моряков, купили у разорившегося купца Адельстрахта вместе с запасами постельного белья, кроватями и тюфяками. Только починили черепичную крышу и установили великолепный флюгер с вырезанным из жести трехмачтовым парусником – пусть все видят, что дом не простой.
Перед богадельней была маленькая мощеная площадь с фонтаном и большой каменной лоханью – поить лошадей. На краю лохани сидели двое мальчишек и пели песню, которой явно научились у старых моряков. Дядюшка Сарво и Георг узнали ребят – они кормились от богадельни: бегали с поручениями, помогали на кухне.
Гости обошли фонтан – и тут только заметили неладное. На каменных скамьях справа и слева от входа никто не сидел с мужским рукодельем – не резал деревянные игрушки, не плел сетки для рыбацких сачков. Окна богадельни были закрыты ставнями – это днем-то. А на двери висел большой замок.
– Эй, детки, что эта капридифолия значит? – спросил ребят дядюшка Сарво.
– А то и значит, что накрылась богадельня осиновым ушатом, – совсем по-морскому выразились детки. – Завелась в ней какая-то заразная хворь, и всех вывезли за город. Чтобы мы ее не подцепили.
– Что за хворь? – строго спросил старый боцман. – Как выглядит?
– Да никак не выглядит. Просто приходим мы утром, а дверь заперта. Нам сторож Черепахиного амбара сказал, там теперь ночным сторожем – Вильгельм Отто, который из береговой стражи, – объяснили ребята. – Он после заката заступает на вахту, но приходит раньше – сидит на тюках, болтает с грузчиками. Он видел, как наших старичков увозили. Теперь вот ждем – может, хворь кончилась и тех, кто жив, обратно привезут?
– Всех, выходит, увезли, – уточнил дядюшка Сарво. – И кастеляншу? И стряпуху? И старого зануду Липрехта?
– Всех, всех…
Черепахин амбар был сразу за Верблюжьим амбаром, напротив Змеиного амбара – названия им дали по большим каменным животным над воротами. Хозяин десять раз сменится, улице другое имя дадут, но никому и в голову не придет отковыривать каменную черепаху весом в триста фунтов.
К Змеиному амбару сбоку был пристроен кабачок «Люсинда» – там и сели, решив, что до заката вполне можно пообедать. В «Люсинде» кормили простой люд, но после сухарей и солонины ломоть свежеиспеченного хлеба с куском домашнего сыра – уже деликатес. Корзину с гостинцами решили пока не трогать – мало ли что выяснится; может, старички где-то неподалеку, так что можно будет добежать.
Простой люд, приходивший в «Люсинду» поесть каши со шкварками, ничего толком о богадельне не знал, разве что был благодарен магистрату, так решительно пресекшему заразу.
Вильгельма Отто прождали долго, и за это время дядюшка Сарво перебрал все известные ему заразные хвори, включая черную оспу, рябую оспу, бубонную чуму, горловую чуму и всю ту дрянь, которую можно подцепить у гулящих девок. Насчет девок Георг усомнился – хотя их в портовом городе больше двух сотен, но городскому врачу вменено в обязанность раз в месяц их осматривать. Другое дело – что девками занимаются его ученики и могут по неопытности проворонить важные приметы. Но Герден тем и славится, что портовые девки – относительно чистые. Они и сами о себе заботятся, подозрительного гостя могут спустить с лестницы. Иначе виновницы неприятностей будут пороты на городской площади и выкинуты из Гердена навеки.