— Пока кто-то не умер раньше срока, — предположила Малика, обмахиваясь чаруш.

— Так и произошло. Верховный жрец скоропостижно скончался. Транскрипция есть, смысла нет. Иштар торопит нас с коронацией. Будь добра, напряги память.

— Если я ошибусь, никто не заметит.

— Прояви уважение к нашей истории.

Малика встала. Походила из угла в угол, разминая ноги:

— Таблички с рисунками сохранились?

— Сохранились.

— Можно их увидеть?

Хёск указал на фолиант, лежащий на столе:

— В нём есть эти рисунки.

— Можно взять книгу во дворец?

— Этой книге не место в Приюте Теней.

Малика хотела спросить: «А шабире — место?», но посмотрела на свою ладонь, покрытую бронзовой вязью с золотистым оттенком, и сжала кулак:

— Тебе известно, что со мной приехала будущая жена Иштара?

— Впервые слышу.

— Я тебя прощаю.

На губах Хёска появилось подобие улыбки.

— За что, Эльямин?

— За ложь. Это последний раз, когда ты обманул меня безнаказанно.

Будто опасаясь, что его кто-то услышит, Хёск прошептал:

— Я забыл сказать тебе главное: твоя сила в молчании и повиновении.

— Ты не знаешь, в чём моя сила.

— Ты не блещешь сообразительностью, поэтому не понимаешь очевидных истин. Откуда столько гонора?

— И это последний раз, когда ты меня оскорбил.

Черты лица Хёска исказились.

— Не моя вина, что Всевышний обделил женщин умом.

— Мне встречались разные мужчины: добрые и злые, сильные и слабые. — Малика смерила жреца взглядом. — Глупого вижу впервые.

Он отшатнулся, будто получил хлёсткую пощёчину:

— Память у меня не такая короткая, как хотелось бы.

Дорога во дворец показалась неимоверно длинной. Царапая ногтями подлокотники кресла, Малика корила себя за несдержанность и понимала, что поступила бы так же, поверни время вспять. У неё появился ещё один враг, намного могущественнее низложенного хазира. Может, даже могущественнее Иштара. Альхара говорил, что в Ракшаде на защиту шабиры встанут миллионы воинов. Если непременными условиями для спасения её жизни являются молчание и покорность — такая защита ей не нужна.

Малика отослала Кенеш за ужином и впервые за неделю вошла в спальню. Галисия, застигнутая врасплох, начала торопливо собирать с кровати рисунки. Малика успела увидеть изображение Адэра на фоне замка: стены оплетены диким виноградом, над массивными дверями герб Тезара. Замок Грёз.

— Я попросила старуху принести мне альбом или тетрадь. Она не поняла, — пробормотала Галисия, пытаясь затолкнуть рисунки в папку. Уголки заворачивались, и стопка листов в подрагивающей руке рассыпáлась веером.

— Покажите мне письма Иштара.

— У меня их нет.

— Неужели оставили дома?

— Я сожгла их перед уходом в монастырь. — Галисия спрятала папку под подушку и села сверху.

— О чём он вам писал?

— Это тебя не касается. — В голосе послышались надменные нотки: Галисии удалось совладать с растерянностью.

— Я ваш единственный друг. Единственный и настоящий. Я не хочу, чтобы вы провели всю жизнь в закрытой комнате, рисуя картинки.

— У меня будет свой дворец.

— Кто вам сказал?

— Иштар. Он написал, что дворец жены хазира пустовал десять лет и сейчас там делают ремонт, обновляют обстановку. Я подумала: Иштар готовится к свадьбе. Но тогда ещё не знала, что женой буду я. Ремонт затеяли из-за меня.

— Кубарат находится в этом дворце, Иштар живёт в этом дворце, а вас поселят неизвестно где. Вы понимаете, какая жизнь вас ожидает?

— Я приготовилась всю жизнь провести в монастыре, среди монашек. Мне повезло. Любимый человек предложил мне нечто лучшее, чем то, что приготовил для меня собственный отец. Я люблю Иштара, и он меня любит. Иначе меня бы здесь не было. Ташран назвал страну именем любимой. Иштар из той же породы людей.