Рановато, короче, знать ей про это. 

И вообще… Постоянное присутствие другого человека, девушки, напрягало. 

Мы, несмотря на то, что тогда, в доме, проспали вместе всю ночь, а потом еще одну и еще, особо не стали близки. 

Тата жалась ко мне тогда, как маленький бездомный котенок, искала тепла, и, наверно, реально видела во мне единственного родного человека на всем белом свете. 

И я не мог ей в этом отказать. Не мог разрушить иллюзию. 

Но сам отошел довольно быстро. 

Помогло то, что отца и Оксану привезли хоронить в закрытых гробах. И я их мертвыми не видел. 

А, учитывая, что последние годы я общался не то чтоб плотно с ними, мозг как-то защитился, установив,  что они просто уехали. И где-то им явно хорошо вместе. 

Я искренне в это верил. Старался. 

Ну и дела, конечно,  сильно отвлекали. 

А вот Татка осталась по сути один на один со своим горем. Со мной поговорить она не могла, а я думал,  что все нормально, и она приходит в себя. 

Однажды, примерно через полгода после нашего совместного проживания, ко мне завалились друзья. Колян, Даня и Серега. 

Мы сидели в гостиной, соединённой с кухней, смотрели по телеку финал чемпионата по футболу, пили пиво. Короче говоря, обычный отдых парней. 

Татка вернулась с танцев, забежала в дверь, чему-то улыбаясь, видно, хорошо позанималась, настроение было приподнятым. 

И застыла на пороге, растерянно разглядывая нашу компашку. 

И мы тоже замерли. 

- Эээ… Привет… - нерешительно поздоровалась она, парни нестройно ответили, продолжая разглядывать ее. 

И я тоже. Почему-то с раздражением. 

Татка, видно, не переодевалась после занятий, была в обтягивающих лосинах и маечке на голое тело. И в тот момент очень даже явственно было заметно, что лифчика под маечкой нет. 

И вообще, вся она была такая… Тонкая, изящная, замерла в проеме двери, словно картина в раме, волосы убраны вверх в небрежную гульку, и глаза раскосые притягивают взгляды. Она, покраснев от разглядываний парней, наклонила голову и  прошла к себе. 

Пауза, которая возникла после ее ухода,  длилась неприлично долго. 

- Это, бл*, кто? – выдохнул , наконец, Серега, продолжая пристально разглядывать дверь,  за которой скрылась Татка. 

- Сестра. 

- Охереть… 

- Слушай, я думал, она маленькая совсем… - Колян развернулся ко мне, глотнул пива, приходя в себя. 

- Она и есть маленькая, - я неожиданно почувствовал еще большее раздражение, даже злость. Совсем не понравились взгляды парней и их вопросы. – Ей шестнадцать. 

- Возраст согласия… - булькнул пивом Серега, а я повернувшись к нему, нехорошо прищурился.

- Здесь только одно согласие имеет значение. Мое. Понятно? 

- Эммм…

- Понятно???

- Да понятно, все понятно, чего ты? – сдал назад Серега, который знал меня примерно полгода, но за это время убедился, что к моим словам стоит прислушиваться со всей внимательностью. 

Я развернулся к Коляну. Тот пожал плечами, демонстративно равнодушно дуя пиво. 

Даня лишь усмехнулся. Его к малолеткам никогда не тянуло. 

Мы продолжили смотреть матч, но все мои мысли уже были далеки от игры. Я почему-то вспоминал, как Татка стояла под перекрестными взглядами друзей и краснела, и злился. На нее, на парней. И на себя тоже. В конце концов, классифицировав мои эмоции, как приступ братской любви и эгоизма, я успокоился. 

Татка в этот вечер не выходила больше, даже в душ, словно чувствовала, что маячить не стоит, затаилась. И я постепенно пришел в себя. 

Но потом, много позже, вспоминая этот вечер, я понял, что именно тогда все и изменилось. 

И жизнь моя, нормальная, налаженная жизнь, полетела в ебеня со скоростью курьерского поезда.