А она, резко вскинувшись, порывисто прижалась ко мне. Словно только и ждала моей инициативы, моего прикосновения. 

И зарыдала. 

Я просто обнял. 

Больше я для нее ничего сделать не мог. 

Так и просидели с ней, обнявшись, примерно полчаса. 

А потом так же молча спустились вниз, я приготовил бутерброды и чай. 

- Ты уедешь? – тихо спросила Татка, отвернувшись. И так тоскливо мне стало, хотя куда уж тоскливее! 

Она выглядела потерянной, испуганной, раздавленной. Наверно, я и сам не лучше, но я все же держался. Приходилось. 

- Нет. Я здесь останусь. А потом решим. 

- Что решим? – глаза ее, заплаканные и печальные, буквально сердце вспороли. Черт… Ну вот что делать?

- Как дальше быть. 

- Хорошо. 

Она встала и вышла из-за стола. 

А ночью я опять услышал этот писк, надрывающий сердце, пошел к ней, постучался. 

Она не спала. Лежала, смотрела в одну точку. Маленькая, хрупкая такая. Потерянная. 

- Тат… Может, успокоительного тебе? 

- Нет… Побудь со мной, пожалуйста. Мне страшно так. 

На последних словах ее голос дрогнул, и, хоть и было первое желание ее все же накачать успокоительным и уложить спать, то после этого… Черт…

Я сел рядом, потом прилег поверх одеяла. 

Она обняла меня, уткнулась в плечо. Пару раз всхлипнула и потом уснула. 

А я лежал, как дурак, стерег ее сон и пошевелиться боялся. 

И думал, что же делать дальше. 

Что мне делать с внезапно свалившейся на меня ответственностью.

6. Когда все изменилось.

После того, как я оформил опеку над Таткой и продал дом, она переехала ко мне. 

И вот это было непросто, скажу я вам! 

Когда ты свободный, ни в чем себе не отказывающий парень, и в твоей жизни вдруг появляется нагрузка в виде несовершеннолетней девчонки, у которой переходный возраст во всей красе, это, бл*, испытание. 

Начать с того, что я  вообще был не в курсе, что такое переходный возраст и как с ним бороться. Кроме этого, я никогда за свои тридцать с хвостом лет не жил с женщиной. Спать – спал. В отпуск ездил. На их территории тусил по неделям, если вдруг сильно нравился секс. Но к себе жить не пускал. И одно жизненное пространство не делил. А тут… 

Нет, Татка была аккуратисткой. И хорошей хозяйкой. Оксанка ее приучила готовить, прибираться, и она все это с удовольствием ( или, может, без удовольствия, фиг ее знает, я к ней в душу не лез) делала. 

Но бляха муха…

У меня была хорошая большая двушка. 

Для меня одного – самое оно. Для нас двоих – мало. 

Я купил нам квартиры в одном доме, но на разных этажах, специально, чтоб, когда Татке стукнет восемнадцать, выселить ее на свою территорию. 

И брал себе квартиру с тем расчетом, что я все же скоро буду жить в ней один. 

Смысл брать большую площадь? Чтоб потом морочиться и ее продавать? Как-нибудь переживем эти два с половиной года, что оставались до Таткиного совершеннолетия. 

Но кто же знал,  что все так обернется?

Нет, она мне не надоедала. Не спрашивала, куда ухожу, не задавала дурацких вопросов, вообще не отсвечивала. Поначалу.

Сидела себе тихонько в своей комнате, ходила в школу, в музыкалку, на танцы, еще куда-то, я не особо вникал, просто счета оплачивал и все. Кидал ей на карту бабки на карманные расходы, утром, если вдруг сталкивались, здоровался и спрашивал, как дела, перебрасывался парой фраз по вечерам. И на этом все. 

Вроде ничего такого. 

Были, конечно, свои неудобства. Например, пришлось быть аккуратнее с бабами. Не сказать, что я их часто к себе таскал, но случалось периодически. А тут все, только на их территории или в отеле. Потому что дома – пятнадцатилетняя сестра, с нежной ранимой психикой, как писали про этот возраст в разных интернетных статейках, и ей крики и вопли моих женщин могли сильно открыть глаза на особые стороны этого мира.