Спускались сумерки. Измотанная, голодная и немного напуганная, я принялась себя увещевать. Я здесь, в Париже, и не так уж далеко от места назначения. Между домом и работой я пробегала такое же расстояние каждый день. Конечно, тогда при мне не было чертовски большого чемодана, но я справлюсь. На это уйдет, наверное, чуть больше часа, с маленькими привалами на отдых.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове и урчание в животе, я упорно переставляла ноги, а чемодан бился о мои лодыжки и колени. Продолжай идти, Джулиет, говорила я себе.

Я отвлекалась, пытаясь разобрать незнакомые слова на вывесках: «Tabac», «Bureau de change», «Nettoyage»[10] – и отгоняя мысли о том, что этот Париж не похож на тот, который я себе представляла. Магазины были унылыми, улицы замусоренными, ни одно кафе на моем пути не выглядело гостеприимным. Мое сердце по тяжести не уступало чемодану. Я вспомнила сцены из моего любимого фильма «Забавная мордашка», где Одри Хепбёрн танцует вокруг всех этих знаменитых достопримечательностей, раскинув руки, поет «Бонжур, Париж», ее глаза сверкают от восторга. Именно такой я видела себя, а не бредущей по унылому тротуару без намека на гламур.

Однако по мере приближения к цели улицы становились все более приветливыми. Это куда больше походило на Париж из моего воображения: широкие бульвары, от которых отходят мощеные улочки, заманчивые магазины и кафе, нарядные женщины и красивые мужчины. Наконец я оказалась на последней странице путешествия, обозначенного на листках моего путеводителя «От А до Я». Было уже почти шесть часов вечера – я сильно опоздала, но тем не менее стоило попытать счастья.

И вот я на узкой улице, здания стоят друг против друга, словно соревнуясь в элегантности. Я поискала номер, который мне дали, и нашла черную дверь двойной высоты с огромной латунной ручкой. Терзаясь сомнениями, я толкнула ее и вошла в мощеный двор. Здесь было немного жутковато – ни звука, кроме шелеста мертвых листьев на деревьях в деревянных кадках, нависающих словно охранники.

Я окинула взглядом окна, смотревшие на меня, пытаясь понять, какие из них могут принадлежать Бобуа. В некоторых горел свет, другие были пустыми и черными. Тут я заметила еще одну дверь, а рядом с ней – ряд нарисованных колокольчиков. К своему облегчению, я отыскала нужную фамилию и нажала на кнопку рядом с ней.

Я ждала и ждала, не зная, сколько еще смогу продержаться. Затем дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с ребенком на руках. Она была примерно моего роста, но тоньше, скорее даже худая, с темными глазами, которые казались выжженными на ее бледном лице, и широким ртом. Я сочла ее самой красивой из всех, кого когда-либо видела.

Это и есть мадам Бобуа?

– Меня зовут Джулиет,– сказала я. И добавила с готовностью: – Je suis l’au pair[11].

– Вы сильно опоздали.

И женщина, и ребенок уставились на меня.

– У меня пропал кошелек. – Я указала на свою сумку. – Мои деньги. Mon argent. – Я изобразила, как кто-то вытаскивает мой кошелек.

– О!– Она пренебрежительно закатила глаза.– Gare du Nord[12]. Полно воров.– Последнее слово она произнесла с презрительным фырканьем. Наконец ей удалось улыбнуться.– Я Коринн. Это Артюр.– Она похлопала ребенка по спине, а затем махнула рукой, приглашая меня внутрь.– Entrez[13]. Входите же.

Я подхватила свой чемодан и втащила его в коридор с большой каменной лестницей.

– Оставьте это здесь. – Она указала на нижнюю ступеньку. – Мой муж принесет.

Она взбежала по лестнице, и я последовала за ней, Артюр по-прежнему озирался через ее плечо, как сова. На втором этаже она направилась к полуоткрытой двери и крикнула: