– Жан Луи! Elle est arrivée!

Я знала, что это значит: «Она приехала».

– Ici[14]. – Она пригласила меня войти через богато украшенные двойные двери.

Я вошла и поневоле разинула рот. Высоченный потолок, в центре – сверкающая люстра. Полы из блестящего дерева, стены искусно отделаны панелями, а окна вдоль дальней стороны – выше моего роста. Два дивана бледно-желтого цвета стояли друг напротив друга, по всей комнате были расставлены позолоченные кресла и маленькие стеклянные столики, а на них – вазы с цветами. Висели огромные зеркала и картины, очень ценные, – даже я это поняла, хоть совершенно не разбиралась в искусстве.

Коринн стояла перед мужчиной, который, как я уже поняла, был ее мужем, и что-то бормотала ему по-французски, размахивая свободной рукой. Он был высоким, с каштановыми волосами, зачесанными назад, и, как и его жена, очень худым. Но его карие глаза были теплыми и добрыми, а не затравленными и горящими, как у нее.

– Джулиет.

Он шагнул вперед, чтобы поприветствовать меня. Никогда еще мое имя не произносили так, будто я была важной особой. Он положил руки мне на плечи и поцеловал в обе щеки. Я покраснела.

– Я Жан Луи. Мне очень жаль. Коринн сказала, что вас ограбили на вокзале. Это ужасно. Мы возместим вам пропажу.

– О! – радостно удивилась я.

– Это самое меньшее, что мы можем сделать.

Коринн выглядела взволнованной.

– Жан Луи, через полчаса мы должны идти на ужин. Мне нужно переодеться.

Жан Луи нахмурился:

– Коринн, мы никуда не поедем. Раз уж так случилось, мы должны позаботиться о Джулиет. Мы не можем бросить ее одну.

– Ничего страшного, – сказала я, благодарная ему за щедрость.

– Нет. – Жан Луи был тверд.

Коринн нахмурилась.

– Я пойду одна, – буркнула она в конце концов. – Уже слишком поздно отменять визит.

Она передала Артюра Жану Луи, который безропотно принял его. А когда Коринн вышла из комнаты, с улыбкой наклонился ко мне:

– Люди, с которыми мы нынче ужинаем, мне не нравятся. Так что спасибо.

Несмотря на усталость, я хихикнула.

– Папа?

Я повернулась на голос – в дверном проеме показались два ребенка. Девочка в темно-синем джемпере и серой плиссированной юбке и мальчик в желтых вельветовых брюках и такой же рубашке поло. Их глаза неуверенно перебегали с отца на меня. Я присела перед детьми на корточки, чтобы было удобнее разговаривать.

– Бонжур, – сказала я им. – Я Джулиет. Ты, должно быть, Шарлотта. – И я показала на Гуго. – А ты, наверное, Гуго. – Я указала на Шарлотту.

Они захихикали.

– Нет! – воскликнул мальчик. – Гуго – это я!

Я похлопала себя ладонью по лбу, признавая очевидную ошибку:

– Гуго. Шарлотта.

На этот раз все было правильно.

– Дети, скажите «привет» по-английски, – велел им Жан Луи.

Дети шагнули ко мне. Шарлотта обняла меня за шею.

– Пьивет, – сказала она и поцеловала меня по очереди в обе щеки, совсем как давеча ее отец.

За ней последовал Гуго. Мое сердце растаяло, когда я почувствовала их мягкие теплые губы на своей щеке, и я забыла о своих злоключениях.

– Пожалуйста, присядьте. – Жан Луи указал на диван. – Отдохните. Я принесу ваш саквояж.

Саквояж – гораздо интереснее, чем чемодан. На французском все звучит гораздо интереснее.

Он вышел из комнаты, и я села, усталая и благодарная. Дети забрались на диван рядом со мной. Они ворковали со мной по-французски, как два маленьких голубка. Кажется, они спрашивали меня, люблю ли я кошек.

– J’adore les chats[15], – сказала я им, что, похоже, вызвало у них одобрение.

Жан Луи появился в дверях и улыбнулся нам троим:

– Я провожу вас в вашу комнату.

Жестом он попросил детей оставить меня. Они послушно удалились, а я последовала за ним по коридору.