– Как прошла встреча с Брюсом? – поинтересовалась она после того, как обе заказали по коктейлю «Негрони» в баре «Туннель», действительно построенном в старом железнодорожном туннеле.

– Прекрасно. Просто замечательно. Он ждет не дождется свадьбы.

– Он сообщил тебе подробности своего мальчишника?

– Ты имеешь в виду, посвятила ли я его в подробности нашего девичника? – переспросила Эбигейл.

Им принесли напитки, и Зои с улыбкой откинулась назад.

– Пожалуй, – сказала она.

– Да, я все ему рассказала. Он сказал, что это неважно.

– Правда? – Зои вновь недоверчиво подалась вперед.

– Нет.

– А… Но все было в порядке?

– Было приятно его увидеть. Я хочу забыть некоторые детали тех выходных. Надеюсь, ты тоже.

Зои провела пальцами перед губами и сделала вид, будто закрыла их на замок и выбросила ключ.

В шесть тридцать она высадила Эбигейл у дома родителей. Шагая от тротуара к входной двери, та увидела в эркерных окнах гостиной своих родителей: отец изучал содержимое бара, мать сновала взад-вперед по совмещенной с гостиной кухне. Интересно, будут ли они во время ее визита выступать единым фронтом? Ответ был не за горами.

Эбигейл открыла дверь, и ее встретил запах жареной курицы.

После ужина мать первой легла спать. Это был в высшей степени приятный вечер, самой спорной темой которого был вопрос, где посадить на свадебном приеме жутковатого кузена Роджера.

– Портвейн? – спросил отец, теперь, когда Амелии не было рядом.

– Давай. Почему бы и нет?

Он налил два бокала, затем снова устроился в клетчатом кресле, которое всегда так любил.

– Вы с мамой очень дружны, – сказала Эбигейл.

– Мы с ней ладим, если не говорим на определенные темы. Я пока живу в гостевом доме.

– Это непохоже на типичный развод. Я это к тому, что вы с ней могли бы найти способ восстановить отношения. – Она попыталась не впустить в голос надежду.

Отец нахмурился.

– Я не знаю. Можешь спросить мать – она тебе скажет, что между нами все кончено. Я обитаю в гостевом домике лишь по той причине, что у меня нет денег снять собственное жилье. Мы не злимся друг на друга, но, думаю, мы просто выгорели. Все эти годы мы вместе вели бизнес, превратившись из мужа и жены в деловых партнеров; и теперь, когда бизнес лопнул, вместе с ним лопнул и наш брак.

Отец откинулся назад, его плечи опустились, и Эбигейл на миг увидела, каким он будет выглядеть в глубокой старости.

Она почти начала разговор о том, что Брюс возродит театр «Боксгроув» на свои собственные деньги, но передумала, решив, что сейчас не время. Эбигейл еще до выходных решила, что этот разговор состоится после свадьбы.

– Вы думали о том, чтобы пойти к семейному психологу? – спросила она.

Отец пожал плечами.

– Все это стоит денег, и да, вряд ли это что-то изменит. Эбби, думаю, тебе сейчас лучше сосредоточиться на своей свадьбе, а не на своей матери и мне. Не надо делать из нас очередной проект.

– Ха.

– Ты помнишь нашу рекламную кампанию?

– Конечно помню.

Это была любимая история отца из ее детства. Когда Эбигейл было одиннадцать, она подслушала, как родители говорили о том, что тем летом упали продажи билетов. Не сказав им, Эбигейл развернула рекламную кампанию: написала от руки рекламные листовки для каждого из летних спектаклей и раздавала их со стола, который поставила на лужайке перед их домом. Она надевала берет, который нашла в костюмерной театра, потому что тот идеально подходил «как раз для этого случая», заявила Эбигейл.

– Ты была такой бойкой… Я прямо не верил своим глазам.

– Это помогло? Думаешь, я продала хоть один билет?