- Ну да, хлыст быстрее говорит, - язвительно сказал Онри. – И вы, разве, куда-то торопитесь, Мэстре? Ох, да, простите, я забыл: вас ждут книги и темный угол в глухом закутке Аттарии. На свидание с ними никак нельзя опаздывать. У них же все строго: не успел прочитать страницу – порка розгами. Не лег вовремя в постель – конец света.

- Онри, - подал голос Джебб, намекая, что друг перешел черту. Онри прекратил язвить, но и извиняться за сказанное не спешил.

- Смерды должны знать свое место, - упрямо повторил Ки. – Таково устройство любого общества. Есть стадо и есть пастыри. Пастырь должен думать, стадо должно делать. Если пастырь начнет разводить беседы с каждой овцой, стадо разбежится. Если пастырь начнет видеть в овце личность, он не сможет пустить ее под нож, когда придет время. Овце будет хорошо, а стаду – плохо. И незачем путать меня, сравнивая себя со смердами: даже когда вы еще не проявили своих способностей, вы были совершенно на них не похожи. Ум, гибкость мышления, способность находить новое и думать наперед – это то, чем отличаются благородные. Смердам подобные вещи лишь помешают работать и радоваться жизни.

- Посмотреть бы на человека, который вбил все это тебе в голову, - буркнул Онри, не глядя на друга.

- Это непреложная истина, - стоял на своем Ки. – А как иначе? Любое общество без строгой иерархии просто развалится. Наступит анархия.

- Я верю, что где-то в других мирах есть государства, в которых все люди равны, - сказал Онри.

- Это как? – Ки постепенно распалялся. Движения его стали дерганными и быстрыми. – Один человек умеет пахать землю, а другой – сочинять стихи. Как ты передашь хлеб от одного к другому? Крестьянину не нужны стишки. Поэт просто умрет с голоду.

- Так значит, крестьянина нужно развивать, - упрямо сказал Онри. – Зря вы, что ли, копите знания в этой вашей хваленой Аттарии?

- И сколько денег ты потратишь на их развитие? – возразил Ки. – Смердов в тысячи раз больше благородных, а учатся они так медленно, что это просто не сравнить. Учить нужно тех, кто способен учиться – тех, кто в дальнейшем будет работать головой. Зачем утруждать долгой, дорогостоящей и совершенной ненужной учебой того, кто всю жизнь будет махать мотыгой? Пусть живет и радуется.

- А с чего ты взял, что они радуются? – возмутился Онри. – Может, им плохо? Может, они ничего, кроме кнута, не видят, а сказать боятся?

- Тебе просто хочется поспорить, - Ки закрутил головой, выпутываясь из неприятных мыслей. – Ты же еще ничего не знаешь об этом мире. Мы заботимся о своих крестьянах!

- Это как? – ухмыльнулся Онри. – Стрижете их, как овец, чтоб не жарко было?

- Мы строим для них больницы, рассчитываем, когда и что лучше сажать, чтобы урожай был богаче. Есть специальные склады, в которых хранится зерно на случай голода. Есть службы, помогающие тем, кто попал в беду. В городе каждый день после работы даются представления для всех желающих. Да им даже в дома терпимости вход бесплатный раз в неделю! Чего еще мы не делаем для наших смердов? Скажи, отец организует.

- Дома терпимости? - переспросил Онри и посмотрел в глаза другу. – И кто ж в них работает? Ваши благородные жены, сестры и дочери? Что-то я не припомню, чтобы ты что-то подобное о своей маме рассказывал.

Ки даже отшатнулся и стал хватать ртом воздух, как вытащенная из воды рыба.

- Ребят, может, хватит? – попытался урезонить их Кун, тоже почувствовавший, что разговор катится куда-то не в ту сторону.

- Наверняка в них держат ни в чем не повинных девчонок, проданных собственными родителями, - продолжал Онри. – Сироты какие-нибудь, у которых и выхода нет.