Я слышал, люди любят, когда им снятся сны. Яркие, насыщенные, цветные. Для меня сны это пытка. Мне почти всегда снятся или гонки, или авария.

Большинство моих снов наполнены ревом моторов и вихрем скорости. Я чувствую адреналин в каждом вираже, скорость поглощает словно черная дыра. С трибун доносятся крики «Марк! Сделай их! Покажи класс!», потому что в глазах окружающих я Марк.

А иногда мои сны — это звуки столкновения, рев мотора, крики. Я снова оказываюсь на трассе в тот роковой миг, когда погиб мой брат. Каждый раз в одном и том же моменте, словно вокруг меня замкнулась временная петля. В ушах звучит душераздирающий крик «Мартин! Марти!», но ощущения такие, словно это кричу я.

В моем сознании переплетаются два мира, в голове постоянно течет странный поток мыслей. Не понимаю, как это связано с братом, но мои сны кажутся отголосками чего-то утраченного.

Утром мне остаются только обрывочные воспоминания и странное чувство, что я упускаю что-то важное. Эта пустота внутри словно отсутствие части меня, которую я потерял. Я пытаюсь понять, каким образом они связаны, но чем больше копаю, тем меньше что-то понимаю.

После душа возвращаюсь в комнату, Анны уже нет, ушла к себе. Странно что она вообще сегодня спала у меня, возможно, я в самом деле в последнее время веду себя неадекватно.

Даю твердое слово связаться с профессором, прохожу в гардеробную и выдвигаю ящик с галстуками. Там лежит фото моего брата, сделанное незадолго до его гибели. Он стоит возле гоночного болида со шлемом в одной руке, вторая поднята в приветственном жесте на фоне болельщиков.

В ушах нарастает шум восторженных трибун, и я трясу головой, чтобы избавиться от воображаемых звуков.

Ставлю фото перед собой, упираюсь руками в витрину и смотрю в зеркало. Марк улыбается в объектив широко и открыто, он еще не знает, что меньше чем через месяц его не станет.

Вглядываюсь в лицо в зеркале. Перевожу взгляд на фото. Если сделать скидку на разницу в восемь лет, то нас не отличить. Слишком пугающее сходство.

Мы и были похожи, во всем. Даже татуировками. Нас называли не братьями, а клонами. Клоны Громовы, Мартин и Марк.

Пробую улыбнуться, уголки губ кривовато ползут вверх — это не улыбка, больше похоже на оскал. Хищный, звериный. И все же, не могу отделаться от ощущения, что там на фото я.

Нет, не я. Не я. Ударяю кулаком об зеркало, попадая точно в собственное лицо. Это лицо принадлежит Мартину, Мартину, черт возьми, а не Марку. Марка больше нет.

Почему тогда мне кажется, будто я вторгся в его мир и каждую ночь живу его жизнью? Я не знаю, как разрешить этот парадокс, но ночные гонки продолжают мучить мою душу, будто внутри меня горит адово пламя.

Каждую ночь я проживаю жизнь своего брата, словно зацепившись за его тень. А наутро просыпаюсь, дрожащий от кошмаров, полностью дезориентированный, не разбирая где заканчивается сон и где начинается реальность.

Личная идентичность растворяется в этом кошмарном плетении. Чувствую себя пленником собственного подсознания, пытающегося разгадать смысл этих похожих на пытку воспоминаний.

Психолог говорит, это так работает чувство вины за то, что я жив, а Марк нет. Каждый раз во время очередной терапии мы пытаемся разрушить этот ментальный лабиринт. Но ничего не меняется.

Облегчение приходит на короткое время, совсем ненадолго, а потом снова все возвращается на свои места.

Чувство вины вновь окутывает черным туманом, напоминая о том, что я остался жив, а Марк мертв. Над моей душой словно навис морок, и я обречен на вечное наказание за свою живучесть.