– Но даже им следует помнить, что злодейство наказуемо. И так будет всегда, – строго сказала я.

Убирая чужой дом, я постоянно думала о маме. Мама, вернувшись от грузинки Дины в холодный дом, потеряла сознание. Повезло, что ее нашла бабка Алиса. Приехать маме было некуда, здесь меня едва терпели. Выходных за месяц случилось всего два, но это никого не смутило, наоборот, мне не хотели давать даже их. Мама ждала от меня финансовой поддержки, но откуда мне было взять деньги? Я продолжала искать работу.

Мысли прервал звонок в дверь. На пороге стояла худенькая темноволосая женщина лет сорока.

– Меня зовут Оксана. Я из Украины, – представилась встревоженная незнакомка. В руках она держала сладкий рулет.

Дети, позабыв про горести и забавы, столпились вокруг. Аксинья угрожающе зарычала, попытавшись отобрать выпечку, но я не позволила, а разделила сладкое поровну.

Пока мы с Оксаной лезли в дыру на кухню, чтобы выпить чаю, Аксинья стащила с себя ночную рубаху, выбежала на лоджию и, найдя там литровую банку с вареньем, запустила ее вниз. Просвистев, банка угодила в одного из рабочих-мигрантов, чинивших во дворе канализацию.

В дверь опять заколотили. Пострадавший, весь в варенье, держался за каску.

– Ох! – стонал бедняга. – В меня прилетела банка с вашего балкона!

Его товарищ был настроен более агрессивно:

– Это сделала голая толстая девушка! Где она? Мы с ней разберемся!

– Здесь только я и дети, – сказала я.

– Неправда! Банку вниз бросила девушка! Мы ей волосы вырвем!

– Москвичи проклятые! Зажрались совсем! – неслось со двора.

На этаж следом за пострадавшими прибежали Давладбек и Рузи.

– Пойдемте, братья! – уговаривали сантехников дворники. – Няня из Чечни, работает здесь за ночлег. Чем она поможет?

– Богачи проклятые, вареньем кидаются! – крикнул пострадавший.

Мигранты – люди без прав, они поняли, что всё равно ничего не докажут. Мне было их жаль, но я не могла дать в обиду Аксинью и детей. Повезло, что на голове у рабочего была каска. Она спасла ему жизнь.

На кухне царила анархия. Христофор и Глафира щипали друг друга. Оксана сидела на лавке, поджав ноги, и невозмутимо пила бледный чай без сахара. Любомир и Ульяна бросали в брата и сестру наполнитель из кошачьего лотка. Аксинья несколько раз ударила кулаком по стиральной машине, а затем начала демонстративно показывать голый зад сквозь дыру в двери. В этот момент позвонил Лев Арнольдович и спросил, пришла ли с митинга Марфа Кондратьевна. Я с юмором описала ему происходящее, и он бросил трубку. До Тюки было не дозвониться.

Как только удалось помирить детей, Аксинья опять начала рваться на лоджию. Мы с Оксаной вдвоем не могли ее удержать. Малыши визжали от страха, а ближайшая соседка стучала в стену колотушкой, но нам было не до нее. Когда Аксинья приходила в ярость, с ней не справлялся даже Лев Арнольдович, что уж говорить про нас. Мы – хрупкие создания – были совсем не похожи на санитаров из сумасшедшего дома.

– Марфа Кондратьевна всегда дает детям психотропные таблетки. Где они? – спросила Оксана.

– Я не знаю. Она ничего про это не говорила, – ответила я.

– У нее все дети больные! – поделилась со мной Оксана.

– Все дети?!

– Да! Аксинья стоит на учете официально, остальным Марфа Кондратьевна достает лекарства подпольно. У нее есть знакомый врач. Зовут Зинаида. Она на меня транквилизаторы оформляла. Я ходила в аптеку, покупала вроде себе, а на самом деле – детям. Они должны пить таблетки осенью и весной…

– Я ничего про это не знаю!

– А в столе у Льва Арнольдовича нет таблеток?!