Глафира отругала брата:

– В ночь на Крещение в тебя, Христофор, вселились черти! Полина к тебе даже близко не подходила!

Марфа Кондратьевна обиделась на слова дочери и велела ей собираться.

Когда мать с закутанными в зимнюю одежду детьми вышла в подъезд, Христофор заявил:

– Я передумал идти в церковь! Буду до утра играть на компе! – после чего ускакал, предварительно свистнув у Тюки ключ от кабинета.

Лев Арнольдович только руками всплеснул. Марфа Кондратьевна и Глафира уехали.

– Трата-та! Замочу! Ухвачу! Но свое получу! – доносилось от компьютера: там под руководством Христофора стреляли виртуальные танки и вертолеты.

Мне удалось выманить его из кабинета в пять утра. После этого я смогла распечатать лекции по психологии и начала готовиться к экзамену, но заснула прямо в кабинете за столом.

И приснился мне сон: два полюса Земли в виде прицела. Я находилась в Арктике.

– Внутри полюсов есть саркофаги, – сказал межгалактический капитан, появившись прямо изо льда. – Саркофаги созданы из космического металла, каждый в виде двух капсул, что схожи с пирóгами народов Океании. Капсулы наверху и внизу спаяны между собой. В одной из них – исполинский мужчина, в другой – исполинская женщина. Они пребывают в состоянии самадхи. Их энергия питает ваш мир. Они – Семёна. Садовники «посадили» их, чтобы на Земле взошел человеческий род.

Длинные саркофаги открыли и мне показали гигантов. Мужчина был смуглым, а женщина, наоборот, с европейским типом внешности.

– Запомни, Полина, – сказал межгалактический капитан. – Время на полюсах Земли течет по-другому. Оно изменчиво, чтобы сохранить корни.

Утром Аксинья решила залечь в ванне. Обычно она там ела пену или порошок, но в этот раз проворней оказался Лев Арнольдович. Аксинья начала стучать в дверь и возмущенно мычать. Христофор поддел ножиком защелку, чтобы Аксинья убедилась, что ее не обманывают и в ванне сидит отец.

Марфа Кондратьевна, вернувшись из церкви, стала хохотать над проделками сына, и я проснулась.

– Зрелище малоприятное! Закройте дверь! – закричал Лев Арнольдович.

– Конечно, малоприятное! Ты, папа, купаешься без пены! – подтвердил Христофор, сунув нос в ванную.

Аксинья, оставив желание помыться, бросилась в незапертую кухню на запах. На лавках стояли черные полиэтиленовые пакеты, доверху набитые бутербродами и фруктами.

– Мы с Глафирой их из церкви принесли! – похвасталась Тюка. – После службы там накрывают столы для прихожан. Дают бутерброды с колбасой! Я на ночные стояния всегда запасаюсь пакетами. Как только служба заканчивается, сгребаю со столов добычу. Многодетной матери никто слова не скажет!

– Ясно! – меня разобрал смех. – Вы – мать-добытчица! Дети, едва проснувшись, побежали на кухню и уже усиленно жевали. Аксинья запихивала в рот сразу по дватри бутерброда и проталкивала пальцами внутрь, чтобы побыстрей проглотить.

– Мне оставьте! – кричал Лев Арнольдович из ванной. Насытившись, Христофор стал приставать к Глафире:

– Не дам спать тебе, монашка! Не дам!

В коридоре трезвонил домашний телефон. Зулай набрала мне откуда-то с другой окраины Москвы.

– Полина, я живая. К Марфе Кондратьевне не приеду.

Нашла, где жить.

– Молодец! – похвалила я и спросила: – Ты слышала про Сусанну Черешневу?

– Да!

– Я от Марфы Кондратьевны про нее узнала. Похоже, это какая-то аферистка.

– Она документы подделывает и «в беженцы» определяет. Вначале нужно сунуть ей «на лапу», потом она делает вид на жительство в Европе.

– Понятно, что реально пострадавшим она не помогает, – протянула я, отгоняя Христофора от измученной Глафиры: он решил облить сестру холодной водой из кружки.