– Хорошо, Лада, – мягко приподнимает он мой подбородок, и мы сталкиваемся, как две крохотные щепки в бурном океане.

Не случайно. Закономерно, но удивительно прекрасно.

Неизбежное притяжение. Сумасшедшее влечение.

Он мой, – пронзает молния тело и освещает даже самые тёмные закоулки души. Мне его не хватало все эти долгие-долгие годы.

Впору застонать – так мне хорошо. Это как после холодного промозглого дождя встать под горячий душ. Это как вернуться на много лет назад, чтобы снова пережить всё, что однажды случилось между нами…

4. Глава 4

Семнадцать лет назад

– Смотри, смотри, какой хорошенький! – жарко шепчет Сандра. – Как картинка, ей-богу! Глаза зелёные, реснички длинные, а руки! М-м-м… ты посмотри только на его пальцы и кисти! Музыкант небось!

Нам по пятнадцать. Активный возраст, когда тема «мальчики» перебивает всё остальное. Какая школа, тетрадки и учебники? Когда кровь бурлит, гормоны пляшут, а мысли только об одном: кто посмотрел? Кто подмигнул? Кого сегодня на свидание пригласили?

Всех интересных парней в округе мы знали наперечёт, а поэтому не прочь были расширить сферу своих интересов за счёт «чужаков».

Сандра, а попросту Сашка, что терпеть не могла, когда к ней обращались по рабоче-крестьянски, заметила Ланского первым. Столько лет прошло, но меня это до сих пор задевает и огорчает.

Он понравился мне сразу, хоть, наверное, ничего такого в Альберте и не было: высокий, худой, как щепка, нескладный, как сломанный зонт-трость. Слишком кукольный и чересчур рафинированный. Ещё эти волосы каре делали его похожим на девушку…

Но что-то в нём было. В повороте головы, в гордом профиле, в красиво изогнутых губах. Что-то притягивало взгляд и заставляло зависать намертво.

– Мальчик, а мальчик, а как тебя зовут?

Ещё никогда голос лучшей подруги не казался мне таким противно-приторно-тошнотворным. Хотелось дать ей затрещину, чтобы не выделывалась.

– Альберт, – сказало это чудо и покраснело так, что «хоч прыкурюй»[1], – как говаривала наша домработница Зорька.

Сандра заржала, а мне стало жаль эту красну девицу. Ровно того момента, как он гордо задрал подбородок, сжал губы и сверкнул глазами. Характер. Это стоило того, чтобы его зауважать.

– Лада, – представилась я и зачем-то протянула руку.

Он не растерялся. Деликатно пожал мне пальцы. Этот мягкий, но вполне решительный жест никак не вязался с его пунцовыми щеками.

– Очень приятно, – он не улыбался, а рассматривал меня как-то пристально, наклонив голову к плечу.

И в этот миг куда-то улетучилась его неловкость, взгляд изменился, стал глубже, делая этого мальчишку взрослее, чем он был на самом деле.

– Я рисую, – сказал он мне доверительно, заглядывая в глаза. Зелёные. Прозрачно-искристые, как виноградины на солнце.

– Как интересно! – каркнула Сандра и разрушила что-то такое тонкое и хрупкое, что родилось между мной и Альбертом. – А меня нарисуешь?

Она красовалась. В свои пятнадцать Сашка была пышногрудой и крутобёдрой, очень хорошенькой.

Черноглазая, шустрая, кокетливая. «Шкура на ний грае, як гармошка»[2], – нередко цокала языком Зорька и поглядывала на Сандру осуждающе-неодобрительно.

А ещё она была привлекательно-манящей, ни один парень перед ней устоять не мог. Сашка на спор кадрила любого. Легко принимала вызов, и кто его знает, как это у неё получалось, – добивалась если не слепого обожания, то неизменного интереса.

Сейчас она нацелилась очаровать Альберта: строила ему глазки, призывно облизывала губы и загадочно улыбалась, привлекая к себе внимание.

Альберт и на неё посмотрел внимательно, но руку мою почему-то не отпустил.