— Зови меня Яд, — отвечаю девчонке ровно.

— Яд? — переспрашивает она. — Это что за имя такое дикое?

— Это не имя.

— Должно же быть у тебя имя? Обычное, человеческое? — пристает неугомонная.

Трогает меня за локоть и пытается развернуть к себе, заглянуть в глаза. Я поддаюсь и поворачиваюсь, шагаю к ней и смотрю в глаза.

А там темная бездна. Могут ли глаза быть бездонными? Можно ли смотреть чернотой с теплом? Окутывать канатами светлой тьмы и тянуть на буксире за собой?

Я будто окунулся в теплое летнее море. Чистый черный штиль и отсвет лунной дорожки, уходящей далеко. Туда, где меня не будет никогда.

Чувствую на себе ее горячие пальцы, обжигающие кожу возле локтя. Согрелась, значит. Согрелась, но забылась. Посчитала, что приручила хищника, начала гладить по холке и ждать, что он заурчит в ответ.

Делаю шаг к ней и становлюсь впритык:

— Неважно, как меня зовут. Для тебя я — Яд. А насчет моей человечности не стоит строить иллюзий.

Испугалась. Хмурится, но храбрится. Ищет где-то в себе гордость, а у самой поджилки трясутся.

— Пф-ф, — фыркает по-детски, — не такое уж ты и чудовище, каким хочешь казаться.

Ныряет вбок и выходит в открывшиеся створки лифта, оставляя меня в одиночестве ошалело провожать ее взглядом.

4. Глава 4 Бессонница

Оля проходит в квартиру уверенно, будто пришла к себе домой, а не в логово одинокого отшельника. Прохожу следом за ней и включаю свет сразу во всех комнатах. Квартира не такая уж и большая. Семьдесят квадратов, холостяцкая студия, в которую никогда не ступает нога женщины, клининг не в счет.

Олененок первая. Хотя разве это женщина? Так, зеленая девчонка, еще вчера ковырявшаяся в песочнице.

Оля проходит в гостиную и оглядывается. Смотрит внимательно, оценивает интерьер, мебель и технику.

— Неуютно у тебя, — выносит вердикт.

Я усмехаюсь, услышав ее выводы. А то я не знаю, как у меня. Дорого, но не обжито. Как тут обживешься, когда я только ночую в этой квартире? Даже будь у меня огромное желание, один хрен я ничего бы не смог сделать.

Уют — это что-то другое, не только модный диван и цвет стен. Это то, что зависит от мелочей и людей, которые живут тут.

— Где у тебя аптечка? — спрашивает деловито и вертит головой, будто медикаменты должны находиться где-то тут, при входе.

— На кухне, — пожимаю плечами.

Мало ли что ей там понадобилось?

Оля уходит, а я на автомате включаю плазму, падаю на диван и втыкаюсь в новости. Ведущий рассказывает о чем-то, я даже читаю бегущую строку, но ни слова не запоминаю из того, что увидел.

Из зоны кухни выходит Бемби. Идет ко мне уверенным шагом и несет в руках пластиковый контейнер с медикаментами. Подходит ближе и неожиданно приседает между моих расставленных ног.

Я откровенно охреневаю от этого.

Неужели я ошибся и домашняя девочка — обычная прожженная шваль?

Оля ставит на пол контейнер и начинает рыться в нем, задумчиво покусывая розовую губу, а я жду — что же дальше? Чем закончится это представление? За презервативами полезла? Маленькие девочки не знают, что взрослые дяди хранят их вовсе не в аптечках?

— Руку давай, — говорит требовательно и даже грубо.

Как идиот, я повинуюсь и протягиваю ей руку ладонью вверх. Но олененок недовольно поджимает губы, переворачивает руку и хлещет на костяшки перекись. Жидкость шипит, образует пену. Где-то должна чувствоваться боль.

Но чувствую я только, как член болезненно поднимается в джинсах и упирается в молнию, а сердце выдает забытый нервный бит.

Смотрю на темные ресницы девчонки, подрагивающие от излишнего внимания к моей руке, и ниже, на губы, которые эта зараза все никак не может оставить в покое и продолжает кусать и облизывать.