Бемби даже не замечает моего грехопадения и продолжает играть в мать Терезу. Собирает сухой салфеткой пену, перемешанную с лекарством и моей кровью, вытирает досуха.

— Зеленкой мазать будешь? — спрашиваю с усмешкой.

Оля поднимает на меня темный взгляд, в котором горит огонь еще большей насмешки, чем у меня:

— Надо? Намажу. И даже пластырь сверху могу прилепить. С пчелкой.

Лезет в задний карман идиотского комбинезона и реально достает оттуда желтый детский пластырь, на котором нарисована мультяшная пчела.

— Оставь себе, — говорю ошалело.

Представляю, что скажут пацаны, увидь они завтра Ямадаева с пчелкой, приклеенной на руке. Оборжаться можно.

Девчонка пожимает плечами и встает на ноги, уносит аптечку и ставит ее на место. Возвращается несмело. Сделала все, что могла, теперь только взгляд прятать.

Становится напротив меня, складывает руки под грудью и говорит тихо:

— Спасибо. За то, что пришел за мной. И вообще.

— Ванная там. Свежие полотенца в верхнем ящике комода.

Оля беспрекословно кивает и, не задавая лишних вопросов, уходит с глаз долой.

Пока девушки нет, я скидываю шмотки, оставаясь в одних боксерах. Выхожу на огромный балкон и прикуриваю. Тяну медленно, наслаждаясь вечером и пониманием того, что она там. Чистая, незапятнанная грязью. Стараюсь не думать о том, что могло бы произойти, не пойди я ее искать.

Но с уебками разберусь завтра. И они знают это. Попробуют сбежать — пожалеют.

Возвращаюсь в квартиру и застаю Олю, которая как раз в этот момент на цыпочках пытается проскочить к двуспальной кровати.

Таращусь на нее в очередной раз за этот конченый день. Я даже за несколько метров чую ее запах, перемешанный с моим гелем для душа и от этого совершенно дурею, как ненормальный.

Она надела мою черную футболку. Все выглядит очень даже прилично. Прикрыты колени и руки до локтя, темная ткань не просвечивает. Но моя фантазия дорисовывает все за меня.

Где-то там, под тонкой тканью, молочная тонкая кожа и аккуратные округлости без малейшего хирургического вмешательства — в этом я уверен на сто процентов.

— Я взяла твою футболку, ты не против? — то ли спрашивает, то ли ставит перед фактом.

А я понимаю, что даже сказать ничего не могу: глотку свело так, будто неделю воды не пил. Ограничиваюсь кивком и сваливаю от греха подальше.

Холодная вода честно пытается меня угомонить, но получается откровенно плохо. Из душа выхожу злой, дурной и неудовлетворенный.

Олененок уже легла в мою кровать, выключила верхний свет и врубила ночник.

— Я похозяйничала тут, пока тебя не было. — Она укрыта одеялом по самые плечи, в сумраке комнаты только глаза блестят.

— Хорошо, — хриплю ей в ответ и заваливаюсь на вторую половину кровати.

— Эй! — возмущается она. — Я думала, ты будешь спать на диване.

И вот вроде не хочется грубить, а оно получается как-то само собой:

– Олененок, мне глубоко начхать, что ты там думала. Я будут спать на своей кровати. А ты сама выбирай, где примоститься тебе, — рядом со мной или на полу.

И снова теребит свои губехи, а я откидываю голову на подушку и прикрываю глаза.

Вход-выдох. Давай, Марат, возвращай свою выдержку, чего ты похерил-то все одним днем?

Бемби фыркает, но выключает свет и отворачивается от меня. И как только она это делает, я ложусь в ту же позу, что и она, — поворачиваюсь на бок и пожираю взглядом ее спину и растрепанные волосы, которые одуряюще пахнут.

Сон не идет, я как приклеенный слушаю дыхание и слежу за ее движениями на вдохе и выдохе. Оля давно спит, а меня мучает давняя подруга — бессонница.

Пару раз выхожу курить на балкон, но нихера не помогает.