— В десять я сломала эту ногу, — отвечаю, пожав плечами.

— Кофе будешь? — спрашивает он, по-прежнему не сдвинувшись с места.

— Буду, — решаю поэкспериментировать, — сделаешь?

— Сделаю, — смотрит, не двигается и кофе делать не собирается, походу.

Мы залипаем глаза в глаза. У Мара темные, как и он сам. Под глазами мешки. Плохо спалось? Или вчерашняя шалава укатала парня? Полный пакет, все включено, ультра all inclusive.

Не сговариваясь, расходимся в разные стороны. Я сажусь на стул, он клацает кнопкой кофемашины и медленно отпивает свой напиток.

Спустя минуту Марат ставит передо мной чашку и отходит обратно к окну, только теперь стоит лицом ко мне.

— Всегда так рано встаешь? — спрашивает, как бы между делом рассматривая мое тело.

Интересно, о чем он думает? Я не вижу вообще никакого интереса к себе, скорее так, для проформы пробежался глазами. Есть увечья? Нет? Отлично.

Отчего-то становится обидно. Я ведь красивая. И тело у меня отличное, знаю это. Бедра, грудь — имеются, ноги ровные, волосы длинные, ухоженные.

Неужели я совсем не нравлюсь ему? Так глупо ожидать каких-то эмоций от… как там его называют? Пес Севера? Бессердечная тварь, не знающая ни любви, ни нежности.

— Да. А ты? — я все-таки решаю ответить, потому что мое молчание становится подозрительным.

— А я как придется, — вроде и сказано обычным тоном, но клянусь, я вижу, как по его лицу пробегают тени.

Мимолетные, их можно было и не заметить.

— Ты запер меня в доме, — утверждаю спокойно, вообще ни одной ноткой не выдаю своей злости.

— Вынужденная мера, — кивает так беззаботно, будто это для него не значит ровным счетом ничего.

— Не делай так больше без видимой угрозы, — стараюсь говорить спокойно, но выходит как-то сквозь зубы, поэтому решаюсь добавить: — Пожалуйста.

Марату вообще насрать на мои попытки, поэтому он равнодушно бросает:

— Посмотрим.

Хочется его ударить, так, чтобы ладонь горела от соприкосновения с мужской щекой, чтобы с него спала вся эта бравада спокойствия.

— Не веди себя как обиженная пятилетка, и я не буду запирать тебя, — продолжает бесстрастно и будто издеваясь: — без видимой причины.

Вижу, как загораются у него глаза — ненадолго, маленькая искорка, которую он тут же тушит. Сволочь.

— Ездил развлекаться ночью?

Ольга, заткнись, пожалуйста, пожалуйста!

Прошу, остановись! Угомони бешеное сердце! Сама себе хуже делаешь, этому же насрать на все!

Яд вскидывает бровь и кривит рот в некрасивой ухмылке:

— Уверена, что хочешь услышать ответ?

Уверена, что не хочу. Ответ мне совсем неинтересен, ведь я знаю правду. Я же договорилась со своими чувствами, успокоилась, вернула взрослую и адекватную девушку.

Оля, что ты делаешь сейчас?

— Так быстро, — меня колбасит. Господи, как же трясет, выворачивает, но кровь отливает от лица, и я поднимаю глаза. Смотрю прямо, даже улыбаюсь, хотя это действие причиняет боль. — Я была о тебе лучшего мнения.

Даже хмыкнула. Ну и идиотка же ты. Малолетняя ревнивая дурочка.

А Яд будто кайфует. Проходит, улыбаясь, к раковине, моет чашку, ставит ее на сушку и направляется к выходу, пока я за его спиной наливаюсь краской.

— Лучше бы тебе, Бемби, не поднимать эту тему и не вынуждать меня доказывать обратное.

Он на меня не смотрит, отвечает, стоя вполоборота, уже на выходе из комнаты.

— Выезжаем через тридцать минут. Тебе лучше поторопиться.

Яд уходит, а я качаю обессиленно головой. Черт, совсем забыла про расписание, которое вчера прислала Надежда. День забит плотно.

Застонав, допиваю остывший кофе, перемешивая непривычную горечь эспрессо и своего замешательства.