Что было в них фирменного, она не понимала. Печенья, как печенья: звездочки и сердечки. И чай на выбор – черный или зеленый. Правда, красивый чайный сервиз с золотом: чашечки с тонкими ручками изысканной формы и пузатый чайник. Сахара на столе никогда не было, а она так любила сладкий чай с лимоном.

Ее мама встречала их совсем по-другому: это был непременно обед, застолье. Внуку готовилось что-то отдельно: пюре, куриные котлетки или суп с фрикадельками. И называла она его только Матюша. Малыш тянулся к ней, протягивая пухлые ручки, улыбаясь своей лучезарной улыбкой.

– Солнышко наше, – говорила мама. – Свет в доме.

И вот сейчас этот свет хотели погасить.

Она слабо верила, что после двух лет разлуки ее муж вспомнит про нее и ребенка. Его, такого веселого и коммуникабельного, закружит новая жизнь, новые знакомства, а она с малышом останется за чертой, в далеком прошлом, которое с каждым днем будет становиться все дальше и дальше, все призрачнее и нереальнее, пока совершенно не исчезнет, как исчезла сейчас улица, заштрихованная косыми потоками ливня.

А если нет? И будет помнить и скучать? И делать максимум, чтобы приблизить их встречу? И вызовет к себе, в эту страну больших возможностей? И она должна будет оставить своих родителей? Оставить их без внука и единственной дочери? И все только потому, что ее свекровь захотела объединиться с семьей сестры?

Почему ее муж совершенно не подумал об этом? Ее муж, отец ее малыша – веселый и коммуникабельный, умный и образованный, симпатичный и – чужой. Совершенно чужой.

Она вдруг поняла это, как будто упала какая-то завеса, прикрывавшая эту простую истину, которую она упорно отталкивала, стараясь не видеть, отказываясь принимать.

В голове билась одна мысль: что сказать родителям? Как это преподнести?

Подсластить пилюлю или выдать все, как есть – без прикрас, озвучив все свои сомнения и прогнозы?

– И когда вы летите? – спросила небрежно замороженным голосом.

– Ну, маме осталось утрясти дела с квартирой, в общем, все уже на мази, осталось получить последний платеж, – скороговоркой зачастил Веня. – Счастье, что это кооператив, а то пришлось бы оставить просто так, как тетя Софа сделала. Покупатели – люди надежные и солидные. Так что, еще пару месяцев это возьмет, может чуть больше.

– Понятно, – она кивком остановила поток его красноречия.

И он замолчал.

Так же замолчали ее родители, когда она рассказала им о скорых изменениях в жизни своей семьи.

– Ну, что ж, когда-то это должно было случиться, – наконец промолвил отец. – И чем раньше, тем лучше.

– Алик, что ты такое говоришь, – всхлипнула мама. – Устроится, заберет Лику с ребенком, а уж она и нас вытащит, я даже не сомневаюсь.

– Да-да, – папа покачал головой. – Устроится, как же. И заберет. Если наша дочь сможет простить ему все, что они нагородили с его мамашей. Просто надо уметь называть вещи своими именами. Ты когда подаешь на развод, доча? Там, наверное, очередь, в ЗАГСе.

– Если они разведутся, то он не сможет их забрать, – жалобно протянула мама.

– Кого забрать, Фая? Спустись на землю. А, впрочем – блажен, кто верует. Я не вмешиваюсь, делай, как сердце подсказывает, дочь. Оно точно не обманет. А пока – собирай вещи и переезжай к нам, твоя детская пустует. Там и для Матюши место найдется, а дальше – видно будет.

Папа, как всегда, умел в двух-трех фразах расставить все на свои места, выделить и акцентировать главное и отмести ненужное. Лиля часто удивлялась, как синхронно они думают и чувствуют с отцом. А мама? Она всегда немного летала в облаках.