Лиля покачала головой.

– Пытаюсь понять, насколько серьезны для него ваши отношения. Приятно провести время с симпатичным мужчиной – наверное, это неплохо. Но ты молодая, могла бы ещё выйти замуж и даже родить Мати братика или сестренку. На сколько, ты говоришь, он тебя старше?

Лиля растерянно пожала плечами:

– Понятия не имею. Знаю, что у него есть внуки, он с ними ходит в кафе, угощает мороженым.

– Этой информации более, чем достаточно. Допустим, что он женился в двадцать пять, а его дочка выскочила замуж в двадцать. Маловероятно, но – допустим. Это значит, что он в свои сорок семь он стал дедом. Внуки, скорее всего, лет семи-восьми. Младше – навряд ли, а старше на пару лет – вполне возможно. Вот и считай, дорогая моя. Чтобы справиться с такой задачкой, не нужно быть учителем математики. Хорошо за пятьдесят твоему ухажеру.

Лиля молчала.

– Я что, открыла для тебя Америку?

Этот разговор состоялся в декабре, перед их поездкой и там, на севере, в уютной домашней гостинице, она совершенно выбросила из головы этот разговор. Да, он старше, но какая ей разница на сколько? Им так хорошо вместе. Да, много недосказанностей и каких-то белых пятен, но ведь они и знакомы без году неделя. И она не собирается расспрашивать и выяснять. Все в свое время и, наверное, это время еще не пришло.

Про работу она тоже не спрашивала – это не её дело, как мужчина зарабатывает. Это были слова Эдны, и она была с ней согласна.

Родители переехали в середине марта, когда закончились воздушные тревоги и ожидание обстрелов. Остался позади период, который в семье все, кроме Лили, перенесли достаточно спокойно, даже мама.

Переезд был сложным: все дружно паковали вещи, которых собралось немало. Даже Матвейка принимал активное участие, каждый день принося коробки из соседнего супермаркета и тщательно их надписывая: книги, стекло, одежда. Шимон договорился с машиной и грузчиками, и великое переселение состоялось. Квартира опустела и казалась нежилой и похожей на какой-то склад с разбросанными коробками, рулонами изоленты и ворохами упаковочного материала.

– Ну, вот, сын, остались мы вдвоем, – печально протянула Лиля, чувствуя, что ей уже не хватает маминого взгляда; что она уже скучает по разговорам с папой.

Матвей мгновенно считал её настроение и заметил:

– Не о чем переживать, мам. Мы в одном городе, и автобус к ним идёт прямой, без пересадки. Дедалик сказал, что они будут часто приезжать в гости.

Он пытался держаться бодрячком, но Лиля чувствовала, что ему тоже не по себе. Их просторная квартира, снятая для трех поколений, казалась теперь какой-то непомерно большой для них двоих. Зато теперь у Мати будет полноценная комната, большая, с двумя окнами, а не та половинка, в которой он ютился и которую хозяева представили, как полноценную комнату.

За это время после бар-мицвы он здорово вытянулся и в целом – повзрослел. Как-то незаметно заговорил на иврите, впрочем, Лилю это не удивляло – у детей все намного проще и быстрее.

Она понимала, что теперь будет сложнее в материальном смысле – ей самой придется оплачивать и съем, и коммуналку. В планах было закончить учебу, получить нужный диплом и перейти работать в школьный ульпан. Она ежедневно мысленно благодарила папу: именно благодаря ему, она приехала в Страну с хорошим ивритом, что дало возможность так фантастически быстро устроиться на такую работу, миновав этап уборок чужих квартир и ухода за старушками; этап, который проходили практически все.

О переезде родителей она рассказала Цвике.

– Надеюсь, теперь ты пригласишь меня на чашечку кофе и познакомишь с сыном? – он улыбнулся. – Сколько можно прятаться, как школьникам? Хотя, у нас и школьники не прячутся; другое поколение – все открыто и все очень рано.