– Собственно, это вы и сделали, – тихо говорю я.

Он усмехается:

– Ага. Это и сделал. Но вопрос остаётся открытым.

– Какой вопрос?

– Зачем ты пошла на этот мост? – строго спрашивает Илья Александрович. И почему мне кажется, что он старательно переводит тему от обсуждения произошедшего после спасения?

Я краснею и нехотя отвечаю:

– Да я просто так пошла… Проверить, смогу ли и вообще…

– Ты вот сейчас шутишь или откровенно издеваешься? – внезапно злится мужчина. – Просто так пошла? Проверить, сможешь ли? Аглая, ты боялась прокатиться на фуникулёре, я никогда в жизни не поверю, что ты тут же взяла и решила просто так пройти по подвесному мосту на высоте двух тысяч метров! Ты что, таким неординарным способом решила привлечь к себе моё внимание?

– Что?! – вспыхиваю я до самых кончиков ушей. – Ваше внимание? Такого вы, значит, обо мне мнения?! Да что б вы знали, я пошла туда за Борисом!..

На лице Лютаева читается негодование. Он открывает рот да так и закрывает, медленно покрываясь неровными красными пятнами. Глаза покрываются льдом, зрачки сужаются до крошечных точек, и тут до меня доходит, насколько недвусмысленно прозвучала моя реплика.

– Ой, – я прикладываю руки к горящему лицу и торопливо выпаливаю: – Не в том плане «за Борисом», в котором вы подумали, а в том плане, что это он выдвинул такие условия, чтобы…

Я резко замолкаю, прикусывая язык, а Лютаев вопросительно вскидывает брови.

– Чтобы что, Аглая?

Блин, блин, блин! Вот это неловкая ситуация! Страшно представить реакцию Ильи Александровича, если я скажу ему про фото! Но сказать что-то придётся. Вон как смотрит своими глазищами! Ни единого шанса смолчать мне не оставит!

– У него есть кое-что, чего быть не должно, – туманно поясняю я. – И мы… поспорили, в общем, что он как бы удалит это, если я его догоню на мосту.

– Пфф, – кривится мужчина. – Детский сад какой-то! Ты умная и сообразительная девушка, а не знаешь двух простых вещей? Первое: ничего не стоит твоей жизни. Ничего, Аглая. Нельзя подвергать себя неоправданному риску, только потому что это кажется кому-то забавным. Второе: шантажисты никогда не успокаиваются после выполнения договорённостей с твоей стороны. Им всегда мало, Аглая. Никогда не ведись на шантаж. Ты поняла меня?

Я закатываю глаза, но киваю.

– Понимаете, я просто запаниковала, вот и вышло… по-дурацки.

– Ты могла от страха сорваться с моста, Аглая, – цокает Лютаев. – Вот это было бы по-дурацки. Ты, конечно, повисла бы на страховочном тросе, но…

– Но я не сорвалась, – мрачно заканчиваю я, представляя описанную картину.

– Не сорвалась, – кивает он. – И это главное.

– Ну… кому как, – протягиваю я. – Иногда лучше помереть сразу, чем долгой мучительной смертью от издевательств и подколок.

– Никто не может унизить тебя, больше чем ты сама себя унижаешь. Прекрати, Аглая! Ты словно магнит для всех пессимистических прогнозов в округе. Ты – очень красивая, молодая, яркая девушка, интересная, невероятно любознательная, отзывчивая, добрая. Среди молодёжи сейчас таких и не встретишь: всё больше искусственные – что снаружи, что внутри. Ты так не похожа ни на одну знакомую мне девушку этого чудесного возраста. Да что там! Даже моя дочь далека от идеала! Но ты, Аглая, удивительная. Очень важно научиться принимать себя такой, ценить и беречь, иначе любой пустяк может сломать тебя. А мне бы этого очень не хотелось.

– Это не пустяк! Вы просто не понимаете!

– Аглай, поверь на слово взрослому и опытному мужчине. Пожалуйста. Всё пустяк, что не убивает тебя. Учись наращивать броню, не набивая шишек. Не дай этому миру или окружению тебя сломить.