– Господи, скажи, вот зачем тебя сюда понесло? – шипит сквозь зубы. Мне кажется, что со злостью или раздражением, но во взгляде мужчины лишь обеспокоенность.

Он отпускает меня, разминая побелевшие от напряжения кисти рук, и я мгновенно падаю на снег. Стоя на четвереньках в незамысловатой позе прямо на глазах у Лютаева и огромной толпы зевак, я опустошаю желудок. Никак не могу это контролировать. Страх сводит с ума, а на смену ему приходит стыд и смущение. И больше всего, потому что Лютаев ловко подхватывает меня на руки и тащит в сторону подъёмника, не испытывая даже малой толики брезгливости.

Я устало прикрываю глаза и жмусь теснее к его горячему сильному телу. Кажется, теперь я ненавижу горы.

В очереди к закрытой – слава богу!!! – кабинке Лютаев на крошечный миг прижимается губами к моему лбу, словно проверяет наличие температуры. Его густая борода щекочет нос и ресницы, и я едва сдерживаю смешок. Кажется, теперь я снова люблю горы.

Не отпуская меня, Илья Александрович устраивается в кабинке, и мы спускаемся. Я не решаюсь открывать глаза. Знаю прекрасно, чувствую, что мужчина смотрит мне в лицо. А так как сижу вплотную, считай, у него на коленях, то чувствую и его тяжёлое дыхание, и каждое перекатывание литых мышц, и каждое невесомое движение пальцев.

То сжимает, то очерчивает ими невидимые узоры, но касается, словно невзначай, открытых участков моей кожи. То смахнёт с лица выбившийся из-под капюшона локон. То проведёт по скуле.

Каждое его прикосновение подобно микроразряду тока. Я держусь из последних сил. От любопытства и предвкушения сводит живот. Что он сделает дальше?

Лютаев проводит пальцем по моим иссохшимся губам, слегка надавливая, и от удивления я издаю крошечный стон. Одновременно происходят две вещи: я распахиваю глаза и делаю судорожный вдох ртом, отчего палец мужчины мягко проникает внутрь. О мой бог!!!

Вкус его кожи – терпкий, чуть солоноватый – расползается по рецепторам, и я сглатываю вязкую слюну, глядя в потемневшие глаза моего спасителя.

Он надсадно и часто дышит, черты лица заостряются, чёрный горящий взгляд сосредоточен на моих губах… на его пальце, мягко проникающем и скользящем по языку. Как же чертовски неправильно происходящее!.. И как же это чертовски правильно!..

Лютаев прижимает меня теснее. Так, что я ощущаю ягодицами его твёрдость. Ту самую дубинку, которую лицезрела в бассейне! Боже, боже, божечки! Я поняла! Я просто упала и разбилась в лепёшку!

– Чёрт, – выдыхает Илья Александрович и достаёт палец, проводя влажным кончиком по моим губам. – Чёрт.

Он быстро ставит меня на ноги и поднимается сам, и до меня доходит, что мы на уже на нижней станции. С глупой улыбкой плетусь за ним до стоянки такси.

– Мы возвращаемся домой, – ставит меня в известность Лютаев. – Остальные приедут позже, когда нагуляются.

И мне бы возмутиться, но я покорно забираюсь на заднее сиденье и с замиранием сердца жду, куда решит сесть сам Лютаев: со мной или рядом с водителем.

Мужчина не разочаровывает меня своим выбором.

9. Глава 9.

Лютаев хлопает дверью и говорит водителю:

– Трогай. – А потом поворачивается ко мне. В его глазах, направленных прямо в мои, горят незнакомые мне эмоции. – Ты в порядке?

Что именно он подразумевает под своим вопросом? В порядке ли я, натерпевшись столько страха? В порядке ли я, пережив самый волнительный и интимный момент в своей жизни? Что именно «в порядке»?

– Я не знаю, – честно отвечаю ему. – Я очень испугалась, но теперь, пожалуй, я в норме.

– Хорошо, – удовлетворённо кивает Лютаев. – Признаться честно, на короткое мгновение я и сам испугался. Стоило только увидеть тебя, сидящую на этом мосту, сжавшуюся от страха, такую хрупкую, маленькую… Хотелось немедленно забрать тебя оттуда, унести как можно дальше.