– Так вот. Леса тут, в южной Волыни, опасны не болотами, а людьми. Слишком уж много среди нынешних украинцев людей, которые одинаково ненавидят и немцев, и поляков, и евреев, и всякого советского человека. И готовы они грызть горло всем, кто не желает разделять их националистическую идеологию и признавать эти земли Западной Украины свободными от всех остальных народов, кроме как от самих украинцев.

– УПА, – кивнул Шубин. – Я слышал об этой организации.

– УПА, ОУН, бандеровцы – можно называть их как угодно, но суть у них одна – ненависть к советской освободительной армии. И ненависть эта перевешивает даже ненависть к полякам, евреям и немецким оккупантам, вместе взятым. Поэтому в лесах этих, на Волыни, кроме партизан, которые помогают нам освободить эти земли, есть еще и другие «партизаны» – бандформирования… Они только называют себя партизанами, а на самом деле все они просто бандиты. Такие же, какими были в свое время махновцы или антоновцы. Если не сказать, что даже хуже их. – Соколовский нахмурился еще больше и, помолчав, продолжил: – Опасные в этих краях леса, Шубин. Там все стреляют. Все и во всех. Налево пойдешь, или направо, или прямо – запросто можешь быть убитым засевшими в лесу бандитами. А не ими, так эсэсовцами из СС-дивизии «Галичина». И там, в этой дивизии, те же самые бандиты, такие же безжалостные и беспринципные, как и бандеровцы, но только более организованные и управляемые нацистскими лозунгами и нацистскими офицерами. И опасны они не тем даже, что стреляют, а тем, что они в этих лесах как у себя дома – каждый «кущик», как сказал Микола, знают и прячутся за ним. И убивают не в открытом бою, а исподтишка. Понимаешь ты это, капитан?

– Понимаю, – ответил Шубин.

– Ну а раз понимаешь, то вернуться ты с этого задания обязан вместе с летчиком или хотя бы с теми важными документами, которые он раздобыл. Вот тебе мой приказ, и выполнить ты его должен вопреки всем чертям и фашистам, которые наверняка тоже начнут охоту за этими самыми документами. А связь с партизанами, честно тебе скажу, дело второстепенное. Но тоже обязательное к выполнению.

Полковник замолчал и закашлялся – сильно, с надрывом, в груди у него все клокотало. В комнату тут же вошел ординарец и протянул ему кружку:

– Вот, товарищ полковник, выпейте. Это чай с травами. Микола принес. По дороге насобирал и дал мне, чтобы я вас поил. Очень, говорит, помогает.

– Микола, – улыбнулся Соколовский. – Что бы я без этого Миколы делал? Давай свой чай!

Он принял из рук Лелюшина кружку, но пить сразу не стал, а поставил ее на край стола, чуть сдвинув карту в сторону. Ординарец вопросительно посмотрел на командира, но тот вдруг снова закашлялся и только махнул рукой, отпуская его. Потом все же, осторожно и предварительно подув на горячее, отпил из кружки и сморщился:

– Гадкое пойло! Ладно, капитан, иди, собирайся. Все, что нужно, найдешь у Котина, а чего не найдешь, спросишь у капитана Семенихина – он у нас всем хозяйством заведует. И поешь перед дорогой, голодный, наверное, – обратился он к Шубину. – Постой! – остановил он его, когда тот уже собирался выходить. – Лелюшин, где ты там!

Ординарец вошел, и полковник спросил у него:

– А что, Яценюк ушел уже?

– Никак нет, – ответил лейтенант.

– Вот и хорошо. Скажи ему, чтобы проводил капитана к Котину. А по дороге пусть зайдут к Гуляеву. Пусть повар накормит человека.

– Есть, – коротко ответил Лелюшин и вышел.

Шубин опять хотел было последовать за ним, но Соколовский снова его остановил:

– Слушай, капитан, а чего это Микола к тебе так неровно дышит? Я это сразу заметил. Смотрит на тебя, как красна девица на гарного хлопца. Вы с ним что, знакомы?