Другой всадник спешит на помощь, двумя скачками приближается к воину с копьём, и на него по-кошачьи прыгает неясная тень. Дружинника схватили за шлем крепкие руки, он валится с седла со сломанной шеей.
Врагу удаётся увидеть воина-рысь в тотемном воплощении лишь перед гибелью. Глыбе нравится заглянуть в глаза в последний момент. Ощущение быстрого движения, размытый силуэт, два огромных зелёных глаза с жёлтыми пятнами смотрят прямо в душу… резкая боль и мрак небытия.
Размытый силуэт, словно растаял… Через секунду сгустился уже в десятке шагов. Прыжок на новую цель. Из глотки рвётся торжествующий рык, истеричное конское ржание, мёртвый враг падает в снег…
Два часа воплощения, Глыба с собратьями прикрывает ратников рода. Всего-то три воина-рыси на четыре десятка обычных воинов. Бой в лесу, потом внезапными атаками отвлечь противника, прикрыть отход ратников. Рыси уходят последними, уводят погоню за собой и легко отрываются.
Глыба возвращается в человеческое состояние, спешит на лесную базу. Поесть, отдохнуть немного, и до завтра он становится обычным ратником, которому о воинах-рысях, по идее, и знать не положено. Глыба по своей силушке копейщик, напарник лучницы Листвяны. Редкий случай – девушка воин-рысь.
***
С каждым днём похода скорбь князя Изяслава становилась сильнее. Несчастный народ сей земли не только погряз в пороках, запутался в предрассудках и был зазомбирован пропагандой ненависти и насилия.
В принципе, для раннего средневековья это естественно. Но местные явно спутались с силами зла, о которых нудил Пантелеймон. Ну, натуральные ведь черти, ничего другого на ум не идёт! Они как насмехались, издевались над воинами добра…
Это Пантелеймон так говорил. Изяслава самого слегка вело от такого определения, особенно применительно к его Святославушке. Но пусть будет добра, не один ли князю чёрт!
Ему просто пришлось принять версию грека, чтобы объяснить своим воинам, почему лесные дикари так яростно с ними сражаются. Это внушало трепет и суеверный ужас. Ни дня, ни ночи не проходило без нападений на дозоры, на обоз, на лагерь.
Убивали людей, убивали тщательно оберегаемых строевых лошадей. И князя бы убили, да Изяслав стал князем не по протекции, вовремя догадался одеться в латы и пересесть в седло боевого коня. А грека всё-таки зарезали… средь бела дня, в обитом атласом возке с мягкими креслами и даже с печкой.
Ну, однозначно бесы! Вот и кидаются на воинов света – чуют поганые, что недолго им осталось бесноваться. Дружинники соглашались с князем, так сказать, хайли лайкли – другого разумного объяснения просто не существовало.
У Изяслава и без зарезанного грека были советники и воеводы. Умудрённые мужи быстро разобрались в ситуации. Против их войска поднялось древнее колдовство. Князь каким-то образом обозлил кудесников и вождей.
Что с этим делать, советники толком не знали. По-хорошему следовало поворачивать назад. Но князь просто не мог этого сделать по множеству веских причин. Во-первых, это будет очень плохой прецедент, князь признает, что дикари способны принудить его к чему-либо. Это недопустимо. Он князь! Только он властелин над землёй и людьми!
Во-вторых, нанятым по всем городкам Руси викингам платить двойное жалование попросту нечем. Изяслав всё потратил на сбор войска. Их жалование пока лежит в казне Скола. Викинги должны, или погибнуть, или завоевать его. Если они вернутся в Труев, князю будет очень трудно что-то объяснить этим вооружённым отморозкам.
А, в-третьих, умудрённые мужи сильно сомневались, что, если войско повернёт оглобли, ему дадут спокойно уйти. Такое не в характере местных. Они совершенно не умеют прощать.