Пантелеймон же не только принялся духовно развивать князя, но ещё и назначил себя, морда учёная, летописцем. И такое гадство, князь не сразу спросил, чего это он всё пишет и пишет. А когда спросил, чуть из христианства не выпал и на кол грека не посадил.

Но не напрасно грек вёл с ним беседы о духовности и политике. В остром своём уме Изяслав понял вдруг, что потомки о его делах и мыслях будут судить не по безобразным, предвзятым и попросту неприличным частушкам, которые орут на базарах скоморохи, а по тому, чего напишет этот Пантелеймон. Причём надо побольше упирать на высокие мысли, а о делах э… без лишних подробностей.

Стал князь с греком ласков, принялся делиться сокровенными мыслями…

Всё-таки придётся учиться читать, обязательно надо посмотреть, что он там пишет. Поправить что-нибудь или дополнить…

Вот и в поход взял в возок, чтоб описал он для потомков славную победу, как князь переживал за народ и что проявил небывалое великодушие. И призывал сына к христианскому милосердию.

Великодушие проявлять просто придётся. Вроде бы, оно особо ни к чему, в дружине Скола не больше трёхсот воинов. Но это же целых триста викингов в укреплённом городе! Ломать их обойдётся весьма недёшево, пусть лучше проваливают подобру-поздорову. Ну, а коли упрутся, что ж, хотя бы Пантелеймон напишет о его великодушии.

А сыночка к чему ни призывай, или совсем не поймёт, или поймёт неправильно. Да и хрен с ними со всеми, главное, Пантелеймон запишет, что призывал…

В окошко возка постучали. Князь отдёрнул шторку и увидел морду сынишки – как раз в окне поместилась, только немного набок – и зачем-то открывающую и закрывающую рот. Ага, наклонился с седла и что-то орёт. Изяслав взялся за ручку хитрого греческого замка, открыл дверцу, «случайно» шарахнув сынка по роже, и грозно спросил:

- Что опять?

- Батя! – несколько в нос ответствовал Святослав, выпрямившись в седле. – Там дерево упало!

- Какое дерево?! – сдерживая себя, уточнил князь.

- Ну, такое, - растопырив пальцы, показал отпрыск. – Пихта. Или ёлка.

- И что с того, что оно упало? – продолжил расспросы Изяслав.

- А оно прям на дорогу! – добавил в голос драматизму славный витязь.

- Никого не придавило? – строго уточнил князь.

- Не-а, - помотал головой сынуля. – Успели отскочить.

- Гм, - задумался князь. – Проверили окрестности? Посторонние были?

- А я тоже сразу подумал, что засада! – горделиво проговорил Святослав. – Только никого не нашли.

- Тогда идём дальше, - сказал Изяслав.

- А дерево? Можно убрать? – спросил сынок.

- Да, убирайте, - сдержанно велел князь и захлопнул дверцу.

В салон надуло морозного воздуха. Грек без напоминаний принялся подкладывать в печурку щепок, говоря своим бархатным голосом:

- Во всякой мудрости доля скорби, скорбь вечная спутница мудрых правителей, мой князь. Важно в скорби не терять из виду свет истины. Все мы в руке господней, каждому уготована судьба по воле его. Одним по грехам бедствия, иным же ты несёшь счастие истинной веры! И храм, что воздвигнешь ты в граде том павшем…

Вот кто о чём, а этот опять о храме! Сожгут его сразу! Сожгут! Язычники же кругом! И ёлки-палки, есть куча других расходов! Изяслав устало в очередной раз повторил:

- Храм истинной веры народ пусть сначала воздвигнет в душах своих. Помочь в этом жителям Скола почитаю я главной задачей сего похода…

Грек почтительно кивал и в свою очередь выдал умные аргументы. Потекла учёная беседа. Через некоторое время в дверь возка снова постучали. Князь рывком распахнул дверь. Отпрыск удачно уклонился и, выпрямившись в седле, сказал: