Очнулся я на чем-то мягком, в тепле. Зеленые стены, темные шкафы с книгами и запах ягодного отвара… – это явно не лазарет. Осторожно повернул голову на шорох и замер. Спиной ко мне стоял высокий широкоплечий мужчина в темной рубахе и штанах. Не знаю как, но он почувствовал, что я очнулся.

– Горячего отвара? – спросил низким, грудным голосом. А когда обернулся, я застыл с открытым ртом под тяжестью внимательного, чуть насмешливого взгляда каре-желтых глаз. Наверно, он уже привык, что его рассматривают, но мне показалось: за колючестью незнакомец скрывает грусть.

Он обладал темными, слегка вьющимися волосами, приятными чертами лица, и если бы не большой, безобразный ожог, тянувшийся от левого края губ, через щеку и заканчивающийся у виска, был видным мужчиной.  

– Насмотрелся? – спросил хозяин комнаты совершенно буднично и протянул горячую чашку с рубиновым отваром. Из-за застарелого шрама его левый глаз щурился и смотрел ехидно.

– П-простите. У меня руки грязные, – рядом с ним я чувствовал себя слабым, нескладным простофилей.

– Собираешься пальцем мешать?

Спорить не стал. Принял чистую кружку и прижал к груди. Тепло медленно разливалось по телу. Незнакомец не пожалел своего плаща, укрыл меня, но я все равно не мог согреться.

– Простите, что испачкал вашу постель, – опустил голову. – И плащ.

– Кто тебя так?

– Не знаю.

– Почему не в форме?

– Форма в сумке, – я нахмурился, представляя, каким к утру станет учебник, размокнувший в луже. Кожа прочная, но вода путь найдет.

– А сумка?

– В канаве.

– М-м, – произнес незнакомец будничным тоном. – Когда вылавливать пойдешь, пугливый? Завтра?

– Я не знал, что вы ходите по ночам, – попытался оправдываться, стыдясь поднять голову. Да, я трусоват, но вот не надо тыкать носом.

– И верно, память тебе напрочь отшибло. Встречи со мною обычно не забывают, – он обнажил крепкие зубы в насмешке.

– Я вас знаю?

– Не волнуйся. У нас еще будет время вновь познакомиться близко.

Я нахмурился.

– Зачем?

– Рано или поздно, тебе придется ответить: как вышел за пределы академии, зачем и почему в день смерти Ивет Сонезы оказался неподалеку от места ее гибели.

– П-почему вы думаете, что я там был? – занервничал я.

– А почему ты думаешь, что тебя там не было?

– Не знаю, – пожал плечами. В последние дни я только и делаю, что узнаю о себе что-то невообразимое.

Я не удержался, прикрыл ладонью рот и зевнул.

– Даже не надейся заснуть у меня. Допивай отвар и вперед за сумкой. Или жаждешь вылететь из академии за порчу библиотечных учебников?

– Даже не знаю: меня отчислят за порчу имущества или за нарушение распорядка? – заметил вслух и поздно спохватился, что со стороны это походило на дерзость.

– Смотри сам. Если желаешь завтра при свидетелях вылавливать вещи, не настаиваю.

Я в три глотка допил сладкий ягодный взвар, откинул теплый плащ и, опустив грязные ноги на пол,  завертел головой в поисках ботинок.

– А я не босиком был? – спросил вкрадчиво. Ведь негоже спасителя допрашивать: где мои ботинки.

– Сушатся…

Когда выходил из комнаты, не ожидал, что он пойдет со мною. Это было удивительно, странно, но в душе я радовался, что по пустынной академии иду не один. Да и без помощи незнакомца, помогшего спуститься в яму и подняться, вряд ли бы справился.

Сжимая в руках мокрую сумку, поблагодарил странного типа и бросился к своей двери. Завтра рано вставать, а мне еще вещи чистить и умываться.

4. = 4 =

Уже почти три лунья (три месяца) старший следователь инквизиции – Митар Айтен – преподавал в Светлой Академии.

Название учебного заведения он считал пафосным и лицемерным, как и все, к чему прикасались маги. Но жил надеждой, что скоро почтенный брат Олидер выздоровеет и вернется к преподаванию. Его же назначение отменят, и он сможет снова скитаться по окраинам империи, вылавливая колдовские отродья, на которых имел отменный нюх. А пока приходилось читать вводные курсы запретных наук, наблюдать за заносчивыми магами, мнящими себя будущими спасителями Ликонии, разбираться в подозрительных слухах. Непыльная работа, однако новая должность Митара тяготила. Он откровенно скучал, чувствовал себя чужим в размеренной жизни, поэтому за подвернувшее расследование взялся с удвоенным рвением.