Конечно, лилулай и вепрям была на удивление хороша, и что самое чарующее, нежна, как небесное облако и сказочно хрупка. Такие девушки редко оставляют сильных мужчин равнодушными, их хочется защищать, оберегать, спасать ото всех и конечно ласкать и желательно не только взглядом.
Если бы Огайра не имел «удовольствие» видеть личную жизнь Таймара во всех её подробностях, то он нисколько бы не удивился его поведению. Но маг знал, как князь обходился со своими женщинами, которые в свою очередь были рады исполнять любые его прихоти, лишь бы он только бросил на них хотя бы один взгляд.
Таймару нравилось подчинять себе людей. Он наслаждался их преданностью. Раболепство, с которым его солдаты и наложницы заглядывали в его глаза, было сладостным хмелем для самовлюблённого князя. И от тех, и от других он ждал полного подчинения, не терпел препирательств и самоуправства. Лишь не многим выделившимся, тем кто доказал свою состоятельность, Таймар доверял и позволял самовольничество и то в допустимых пределах. Все же прочие должны были пресмыкаться, угадывать его желания, прежде чем он о них подумает, и сносить приступы ярости, как неотъемлемую часть его натуры.
Таким Огайра видел нового ученика Вольгера Грута. А сейчас у горгуфьего озера стоял совсем иной мужчина. Всё такой же сильный и властный, но проявляющий удивительную нежность, шокирующую его самого, как сумел понят маг.
Таймар осторожно поставил Китэрию на землю, поправил её плащ, потом достав кинжал, срезал тонкую обуглившуюся прядь волос лилулай и аккуратно убрал их под оторванный от подола кусок материи. Этэри на удивление мага безропотно принимала все его ухаживания, и даже не вздрогнула, когда он достал кинжал и поднёс к её голове. Она стояла этакой сказочной, зачарованной принцессой. Ещё не отошедшая ото сна, румяная от княжеского тепла, и беззащитная… Настолько беззащитная, что сердце сжималось в готовности броситься и, обернувшись её щитом, уберечь от всего, включая и опасного князя.
Огайра встряхнул головой, отгоняя шальные мысли. Напомнил себе, что женат. Потом вспомнил перекошенное злобой лицо Тары, поморщился. Напомнил себе, что он отец, что Юна почти ровесница Китэрии и пошёл подтягивать к берегу ладью.
В небе прямо над ними кружили гаргуфьи, но поливать их горячим водопадом и не думали: видели, что путники явились к ним в сопровождении этэри, а значит не враги.
Лилулай усадили в лодку первой. Потом разместили Истана, поддерживающего Круста и самого Огайру. Виху залезла в ладью предпоследней, а Таймар, зайдя по колено в озеро, принялся толкать их с мели. И лишь когда течение подхватило судно и понесло вперёд, к висячему острову, он запрыгнул к ним.
– Э-э, поосторожней, – пожаловалась виху, когда ладья накренилась под тяжестью княжеского тела. – Не утопи нас.
– Разве это не какая-нибудь волшебная лодка, которая не позволит этэри утонуть? – шутливо спросил он, и маг отметил, что настроение у князя впервые за этот поход на редкость мирное. Таймар, в отличие от остальных, наслаждался холодным ветром, подставляя ему широкое довольное лицо и щурил глаза.
Все участники похода немного выдохнули и великодушно отвернулись от смущённой Китэрии, которая стойко сносила княжеские ласки, дабы не провоцировать нового гневного приступа. Он усадил девушку к себе на колени и ревностно обнимал, согревая своим теплом.
4. Глава 4 Таймар
Смотреть, как они молчаливо осуждают Китэрию было невыносимо. Конечно, Таймар понимал, что её покорность была призвана упредить очередную трагедию. И всё же он поддался на её мольбы и на миг потерял голову, забыв, что они не одни. Её губы были такими холодными и влажными от слёз, тело вздрагивало, обдавая его запахом страха, и всё-таки он желал её нестерпимо сильно, до судороги. Позже, когда Китэрия доверилась князю и уснула на его руках, он и вовсе поплыл. Чувство это было опасным, и всё же Таймар отдался ему безоглядно. Он больше не проявлял слабости на людях, но лилулай от себя не отпустил, оправдываясь тем, что не мог позволить ей мёрзнуть.