– О каком громком деле ты говоришь? О книгах в руках несчастных знаем Олег Максимович, ты и я.

– А фотографии сами себя сделали, – Андрей кивает на снимки, но я стараюсь не смотреть на них. Там много красного, белые бескровные пальцы и голубая обложка с девушкой, с немым укором взирающей на происходящее. – Эти фото сделал друг, который и нашел Лиса. Он тоже блогер, Ян Книжник, наверняка ты слышала о нем.

Я снова пожимаю плечами. Слышала, да, кажется, даже подписана на него, но не то чтобы как-то особенно активно его читала. Андрей же продолжает:

– Конечно, его уже допросили, он дал подписку о неразглашении. Но я-то сумел их добыть. Где гарантия, что никто другой не сможет или что у этого блогера не сдадут нервы, и он не пожелает излить кому-нибудь душу? Книжное сообщество маленькое, Текила. А уж в нашем городе… – Андрей разводит руками. – Что знает один блогер, то знают все.

Больше всего хочется уйти в свежую рукопись. Недавно я нащупала один любопытный сюжет, и теперь в любую свободную минуту меня тянет вернуться к нему. Тянет и сейчас, но Змеев и Князев смотрят выжидающе.

– Что вы от меня-то хотите? Подписку о неразглашении я уже дала. Да я бы и без нее не стала никому об этом болтать – зачем мне этот скандал?

Олег Максимович резко сгребает фотографии в папку:

– Ладно, не нагнетай. Я уже говорил, что ты по этому делу свидетель, от этого никуда не деться. Но я ожидаю более деятельной помощи, понимаешь?

Понимаю. Прекрасно понимаю: Князев бы с удовольствием привлек меня в качестве эксперта по этому делу и заставил изучать измазанные кровью записки. Автороведческая экспертиза коротких текстов – мой конек. Что уж, я бы сама с удовольствием привлеклась и изучила. Формально нельзя, делать экспертизу будут эксперты СК: Надя и Ирина. А я буду неофициально их консультировать. И искать в своих записях ту дурацкую фразу.

– Все, что смогу. – Я киваю.

Олег Максимович улыбается, но я понимаю, что это не то, чего он от меня на самом деле хотел. О моем активном содействии мы уже говорили у него в кабинете. Для этого не было нужды тащить меня сюда.

– Я посовещался с начальством, и мы решили, что Андрей Сергеевич может оказаться нам полезен в этом деле. – Князев перестает улыбаться. – Мы оформим его как твоего адвоката. Это формальность, Оль, не более.

Андрей тоже не улыбается. Оба смотрят на меня. Ждут. Чего тут ждать? Они без меня все прекрасно решили, мне остается только кивать, как китайскому болванчику.

– От меня что потребуется? – Снова наваливается слабость, слова выдавливаются с трудом, как из тюбика.

– Только не мешать ему делать его работу, – тихо произносит Олег Максимович. – Все остальное – на нас.

Чувствую себя действительно болванчиком. Змеев – последний человек, с которым я хотела бы работать. Да, он лучший адвокат в городе. Да, мы с ним работали много лет – половину всей моей экспертной деятельности. Но то, что он сделал, аннулирует все его достоинства. Это было крайне непрофессионально.

“А может это ты ведешь себя непрофессионально, Оля? – спрашиваю себя отворачиваясь к окну. – Может хватит уже дуться, как маленькая девочка? Все ошибаются и нервничают. Ничего страшного он ведь не сделал. А слова… Что слова? Болтать не мешки ворочать, кажется так?”

Летний зной заползает в зал суда сквозь неровный строй жалюзи, но меня пробират холод от его взгляда. Змеев смотрит спокойно и жестоко. Говорит тихо, но в каждом жесте сквозит желание растерзать меня. Нет, не растерзать, а заставить переписать экспертизу. Одно слово, нужно убрать одно слово, чтобы он выиграл это дело, чтобы престарелый олигарх вышел из-за решетки, за которой его полное холеное лицо так нелепо смотрится. Змеев знает про это слово, про то, что оно решит исход дела. Судья тоже знает. Даже усталый престарелый олигарх, похоже, тоже понимает это. Если сейчас, в суде, я признаю, что слово “вероятно” в экспертизе можно опустить, и подпишусь под категоричным выводом, Змеев улыбнется и олигарх с облегчением выдохнет.